Польско-литовская интервенция в России и русское общество - страница 8
, то почему его представители не смогли найти общего языка с королем и вступили с ним в резкий конфликт? Никакого объяснения этому в «Очерках» не предлагалось.
При написании «Очерков» была использована упоминавшаяся выше публикация Л. М. Сухотина, из нее были взяты и приведены данные о крупных пожалованиях Сигизмунда III многим представителям боярской знати[71]. Зачем нужны были такие пожалования, если поляки уже заняли Москву, а бояре были отстранены от власти? Никакого объяснения и в этом случае читателю не давалось.
В тексте «Очерков» можно также обнаружить утверждения, хорошо соответствовавшие предложенной схеме, но находившиеся в явном противоречии с достаточно известными уже ко времени написания «Очерков» историческими фактами. Так, здесь мы читаем о позиции, занятой в один из важных моментов Смуты лидером рязанского дворянства, а затем одним из руководителей Первого ополчения Прокопием Ляпуновым, что «переговоры об избрании на русский трон велись не только без участия Прокопия Ляпунова, но и вопреки его воле. Это обстоятельство сразу поставило Ляпунова в ряды противников царя-иноземца»[72]. Уже исследователи второй половины XIX в. хорошо знали, что П. Ляпунов, как и многие другие, первоначально принадлежал к кругу сторонников избрания Владислава и лишь со временем изменил свое мнение. Однако признание этого факта могло бы привести читателя к выводу, что, возможно, не все поддерживавшие решение об избрании Владислава были изменниками, руководствовавшимися исключительно классовыми интересами, и тем самым могла бы быть поставлена под сомнение и вся предлагавшаяся схема развития событий в годы Смуты.
Целый ряд представлений о Смутном времени, сложившихся в предвоенной и послевоенной советской историографии, подвергся в дальнейшем, хотя и далеко не сразу, критическому пересмотру. Здесь следует в особенности отметить работы Р. Г. Скрынникова[73] и появившуюся недавно книгу И. О. Тюменцева[74]. Однако в этих работах критический пересмотр на основе анализа источников, как характерных для дореволюционной историографии, так и сложившихся в советской историографии представлений о событиях Смутного времени и о характере русско-польских отношений в эти годы, охватил, главным образом, годы, предшествовавшие вмешательству Речи Посполитой в русские внутренние дела.
В настоящей работе автор поставил своей целью критический пересмотр существующих представлений о событиях Смуты и о развитии русско-польских отношений в конце 1609 — начале 1611 г. Такой пересмотр на основе анализа всех известных в настоящее время источников должен дать новый материал и для углубления наших представлений как о развитии русского общества в эти годы, так и о состоянии русско-польских отношений в этот же хронологический промежуток времени.
Гораздо больше внимания уделяла событиям рассматриваемого в данной книге периода Смуты польская историография. Однако их рассмотрение шло совсем под иным углом зрения: польские исследователи пытались ответить на вопрос, почему в годы Смуты, когда в России традиционно сильная центральная власть была серьезно ослаблена или даже на время отсутствовала и правящие круги Речи Посполитой сталкивались непосредственно с разными группами русского общества, им не удалось подчинить это общество польско-литовскому политическому влиянию, убедить русское общество принять польско-литовские политические институты, сделать Русское государство частью политической системы, во главе которой стояла бы Речь Посполитая. Дискуссии о том, чья неверная политика стала причиной неудачи, начались фактически вскоре по окончании событий, когда один из главных их участников, польный гетман коронный Станислав Жолкевский в своих записках подверг резкой критике политику короля Сигизмунда III, противопоставляя ей свои собственные действия.
Спор короля и гетмана подвергся серьезному рассмотрению уже в книге Ю. У. Немцевича, посвященной правлению Сигизмунда III[75]. В конце XIX — первой трети XX в. этот спор привлек к себе самое пристальное внимание ряда крупных польских ученых. Если в работе А. Хиршберга о Марине Мнишек в соответствии с ее тематикой главное внимание уделялось событиям, происходившим в лагере Лжедмитрия II, и восточная политика Речи Посполитой находилась в ней все же на втором плане