Полтава - страница 6
— Война... На войне по-всякому... Запорожцев на войну не просят?
На вопрос, который задал Яценко, подоспела Журбиха. Она вообще смотрела только на сына. Знала: сечевики без войны не сидят... Но это родной сын. Не козаченько, о котором поют девчата. Песню она сама сложила в девичестве: козаченько гуляет, пока молод.
У Марка ответ готов:
— Мы не решаем... Кто заварил кашу — пусть расхлёбывает!
— Овва! — снова Яценко. — Все равны, да кто-то решает, а кто-то кровь свою проливает. Цыбуле голову дурите! Он во дворе пляшет.
Марко опростал кружку, а мать ему на выручку:
— На Сечи полно пожилых! Все равны, да у старых ума побольше!
Яценко приумолкнул. Сизые щёки только шевельнулись. Хотелось бы услышать, как поддерживают запорожцы царя. Запорожцы — сила...
Журбиха добавила:
— Страшно на войну отпускать дитину... За чужой головой идёшь — и свою несёшь... Да ещё о шведах такое рассказывают. Пусть и далеко они...
— Где брат Петрусь? — настаивал Марко.
— Ой, про Петруся забыли! — всплеснула руками Журбиха. — Не рассвело ещё, как ушёл. Он же в церкви день и ночь. Хвалят люди... Скоро поедет под Батурин. Уж и торбы готовы. А когда нашу церковь высвятят — будет ему подарок от гетмана! Так говорил пан Быстрицкий.
3
Лицо у Петруся было белое, словно не записанная кистью церковная стена.
— Сыну, — упрекнула его Журбиха. — Ты бежал от самой церкви?
Петрусь, отдышавшись, ухватил брата за синий рукав:
— Пойдём, покажу...
Люди покидали хутор. Песен — ушам больно. И драки нет — Цыбуля спит под валом на куче жёлтой соломы, которая исходит на солнце последним прозрачным шаром. День сегодня тёплый.
— Возьмите бричку! — посоветовала мать сыновьям. — Старый! Дай бричку!
— Сам отвезу, Христя! — Журба помолодел лет на двадцать.
Наймит мигом впряг лошадей. Братья снова стояли на высоком крыльце — молодые, длиннолицые, похожие друг на друга. Как не радоваться счастливым родителям? Журбихе одно удивительно: Петрусь уже взрослый парубок, а рядом с Марком кажется ещё очень молоденьким. Тот запорожец, широк в плечах, но...
— Видишь, сияет? — указал младший брат старшему на церковь.
— А кто деньги платит?..
Известно: не любят запорожцы гетмана.
Но глаза Петруся блестели:
— Что-то особенное покажу...
Журба сам взялся за вожжи:
— Сыновей везу!
Цокот копыт о твёрдые камни — тела влипли в сиденья. А под колёсами уже шорох мелкого дорожного песка.
— Знаешь, в ясную погоду с колокольни видны кресты на гадячских церквах! — не усидеть и на возу Петрусю. — Может, и сегодня...
Отец надвинул на глаза шапку. Поделился с сыновьями:
— Где-то сейчас Денис наш? Куда этот швед направляется?
Сыновья тоже насупили брови. Средний брат Денис в гетманском войске. За Днепром. Зимой собирали на поход деньги. Люди платят датки, а на поход — отдельно. Вроде царский приказ: вести войско. Так твердили есаулы, есаульчики, господари замков. Так говорил Журба. А люди всё равно отказывались платить.
Петрусь уважает Дениса. Оба брата учили его казацкой науке. Как неутомимый зограф Опанас — малярской. Умеет Петрусь рубить саблей, уклоняться от удара. Казацкому сыну это очень пригодится...
— Давно нет вестей от Дениса, хлопцы...
Марку, видать, не по нраву, кому служит Денис.
Как и то, кому угождает отец... А вот малевание... Что скажет Марко?..
На майдане, спрыгнув на землю, отец вдруг припомнил:
— Я же кума оставил!.. Взгляну, хлопцы, и пойду!
— Берите бричку! — в один голос сыновья. — Мы пешком...
Уговорили. Отец прошёлся вдоль стен внутри церкви, что-то сказал говорливым позолотчикам, пошутил с церковным сторожем, а так — не впервые ему уже здесь любоваться. Вышел, и сразу под бричкой загудела земля.
Петрусь повёл брата от изображения к изображению. Сторож пошевеливал в жаровнях огонь, чтобы поскорее просыхали церковные стены, да высоко поднимал факел, когда хлопцы заходили в тёмные углы. Холодные прищуренные глаза Марка понемногу оттаивали от быстрой братовой речи — тот заговорил ещё уверенней, прижимая к стене руку, божился, что краски обжигают кожу. Вот, к примеру, червень... Сквозь любую иную краску просвечивает... Её очень ценил покойный зограф Опанас...