Поляне<br />(Роман-легенда) - страница 51

«Нам бы такие! — повторил мысленно Кий. — Да где столько камня добыть? А ежели не из камня — из дерева? Га? Что ж, лесу хватило бы. И рвы копать ни к чему — яров и обрывов на Горах хоть отбавляй. А кто и когда станет строить? Да и надо ли? Ладно, там видно будет. Сейчас — не о том забота…»

Он приосанился, стараясь никому и никак не показать, как потрясла его обширность этого города на семи холмах, в который они въехали, — с прямыми мощеными улицами и площадями, в зелени широколистных платанов и мохнатых кедров, с высокими, как родные тополя, кипарисами, с великим множеством мраморных и бронзовых статуй, с бессчетными рядами светлых колонн и темных древесных стволов. Возможно ли на Горах создать подобное? Нет, пожалуй. А отчего?..

Кий не оглядывался, но знал, что позади, в окружении многих сопровождающих ромеев, едут сероокий Хорив, долгобородый Горазд и десяток лично им отобранных гридней; а в ромейской колеснице — Белослава с пятью родственницами; и еще — в трех других колесницах — обильные дары ромеям: различнейшие меха редких мастей, куски воска и сосуды с медом, а также с десяток украшенных золотом и каменьями отменных железных мечей, изготовленных лучшими мастерами Подола и взятых с собой не без умысла…

А перед ним мотались рыжие конские хвосты и покачивались на золотых шеломах всадников червонные перья: впереди гарцевала полусотня ромейских гвардейцев. Он знал, что другая такая же полусотня идет в замке. Как, однако, стучат по камням их подкованные кони! А что, ежели свою дружину так же подковать? Невелика наука, а коням — сбережение, особливо зимой, чтобы по льду не скользили ни в полюдье, ни на Боричевом увозе. Или подольские кузнецы не сумеют?..

Кий глядел прямо перед собой, не поворачивая лица, но замечал, что по краям дороги, за рядами ромейских гвардейцев, толпилось множество нарядно одетых горожан, и вдоль всего пути — в червонных полотнах, коврах и цветах — светлокаменные колонны различных строений, среди кустов и деревьев — фонтаны и всевозможные статуи, пешие и конные.

Особенно поразила его одна статуя, выше всех прочих, уже в конце дороги, когда въехали на обширную головную площадь, именуемую Августеон, что означало «Священный». Площадь вся была устлана мрамором и окружена галереей аркад и портиков с двойными рядами колонн, вся уставлена бронзовыми и мраморными фигурами. В стороне высился невиданного великолепия многоглавый храм, а впереди теснились под куполами и двускатными кровлями колоннады и портики императорского дворца. Здесь же, на площади, стоял золотой столб, от которого во все стороны расходились дороги, ведущие ко всем провинциям империи. А рядом со столбом — на семи беломраморных уступах с какими-то надписями — уходила в небо колонна из потемневшей бронзы, и на ней — устрашающе великий бронзовый конь, несущий всадника в золоченых доспехах. Хвост у коня был подвязан, а грива подстрижена, как у коней федератов. А одна только бронзовая нога всадника была, пожалуй, поболее самого Кия. В левой руке тот всадник держал увенчанный золотым крестом шар, а правую простирал ладонью перед собой, будто повелительно останавливал кого-то, видимого им с высоты. С плеч спускался на широкий круп коня плащ, усеянный золотыми звездами. Кию подумалось, что звезды эти собрались здесь со всего неба и только ждут наступления темноты, чтобы покинуть дневное пристанище и вновь подняться обратно, поближе к ясному месяцу… На голове у всадника красовался золотой обруч с расходящимся кверху пучком золотых перьев. Золото, золото, золото… повсюду — золото… сколько же его в Царьгороде! Тут по темно-лазоревому небу прошли полупрозрачные белые облака, как раз над бронзовым в золоте всадником, и Кию почудилось, что и конь, и сидящий на коне поплыли, непомерно великие и притом невесомые, там, в высоком поднебесье…

Предупредительный ромей-пересказчик подъехал к Кию и прошептал по-антски:

— Сие — изображение нашего великого императора. В костюме Ахиллеса, славнейшего греческого героя. Надпись же на мраморе — из нашего Священного писания: «Он воссядет на коней Господних и езда его будет спасением. Царь возлагает надежду свою на Бога и враг его не сможет его одолеть. Злодей уничтожен перед ним, а он прославляет боящихся Господа».