Полярные совы с диэлектриком - страница 4

Я «вдруг» замечаю, что у меня развязался шнурок на ботинке, торопливо наклоняюсь и сосредоточенно отдаюсь возникшей проблеме.

Но Лёшку иронией не прошибешь. Он успокаивает Президента:

— Вот я и говорю, Саныч, не нужно усложнять. Нужно попроще, попроще. Ядерную боеголовочку — и нет проблемы. Одной достаточно. Дешево и сердито.

Саныч трясется в истерическом смехе:

— А мы-то, мы-то?! Сами-то, сами?!.. Ядерное облако, радиация. Это же самоубийство! — он опять обращается ко мне: — Лексей как хочет, а мы с тобой — пас. Воистину… — смех его просто душит, — воистину, не бойся умного врага, а бойся друга-дурака!..

— Ничего, — Лёшка тоже демонстративно обращается ко мне и даже трогает за плечо, мол, не дрейфь: — мы дождемся ветра соответствующего направления, чтоб на нас не дуло, и жахнем! Ховайся, кто может!..

— Да-а-а… — обреченно тянет Президент, — невероятно низкие частоты. Воистину, «вбыв бы», прости господи!.. — И опять обращается ко мне: — Такой у нас, понимаешь, народ: не всякий политик шофер, но каждый шофер — политик!

На этом разговор прерывается. Остаток пути преодолеваем молча. Я пытаюсь фальшиво дремать, делая вид, что ничего не произошло. Исподтишка наблюдаю за обоими. Президент вместе с сигаретой дрожащими руками достает таблетку валидола, тайком сует ее под язык. Закуривает. Лёшка беспечно жует резинку, периодически посматривает в зеркальце под потолком кабины, поправляет кудрявый чубчик.

Как я отношусь к каждому из них, к Лёшке и Президенту? Вроде бы, как оцениваю, так и отношусь. Лёшка — рубаха-парень, рубаху же последнюю и отдаст. Незлопамятный, нежадный. Что еще коллективу надо? Правда, иногда бывает пошл и груб, в смысле, неадекватно ситуации пошл и неадекватно груб. Но при «языковой» решительности, даже жёсткости, — жесткости в нем ноль, мухи не обидит. Президент — сам себе на уме, независимый. Много знает. Иногда по лицу гуляет тень гордыни и презрения — без конкретики, но все равно неприятно. Словом, у меня нашлись бы претензии к тому и другому, но обоих, в принципе, жалко. Наверное, потому, что во мне есть и от того и от другого. Мне не хочется, чтобы они ругались. Я хочу их навечно примирить — худой мир лучше доброй ссоры. Но с кого из этих «полярных сов» и «рогоносцев», «барана» или «президента», начать?

Я решил начать с Президента.

Однажды утром, перед выездом на линию, пока Лёшка бегал к диспетчеру за путевкой, я обратился к Президенту. Мол, Николай Александрович, ты Дейла Карнеги читал?.. То-то. Заметно. Очень жаль. Ты же, Ник Саныч, чего греха таить… У тебя же, между нами говоря, мозгов побольше. Вот и пойди Лёхе навстречу, снизойди, так сказать, попытайся взглянуть на мир его глазами, может и поймешь его как-то. Ведь понять — значит простить. Глядишь, и рассосется эта неприязнь, и перестанешь ты валидол грызть, а он, Лёшка, по твоему благому примеру тоже, возможно, постарается на твою точку зрения встать, хотя ему-то в этом будет и трудновато.

И что бы вы думали, «сложный» Саныч вдруг сразу же и выдал «простую» формулу, прямо как его вечный оппонент:

— А, понял: клин клином вышибают! Что ж, попробуем.

Я даже удивился, как он быстро все подсек и перестроился на простецкий лад.

Пришел Лёшка. Поехали. Началось все как обычно.

— Мужики, а я сегодня грядки свои полоть не буду — нехай им, кукарекают, как говорил мой тесть, — не выспался. Сосед, блин, заколебал…

— А ты его «вбый»!.. Чтоб спать не мешал! Чайником по сковородке!.. — оптимистично посоветовал Президент, вальяжно закуривая.

Лёшка осекся, но быстро «восстановился», видимо, относя «президентский» совет на хорошее настроение Саныча. Миролюбиво ответил:

— Ну ты даешь, Саныч. В принципе, сидеть не охота. Хотя, по системе, от сумы и от тюрьмы не зарекайся, как говорится… Я жене тоже говорил: мне за тебя, дуру, сидеть не охота, но жить, элементарно, тоже хочется. Во! — он опять показал шрам на голове. — А тесть…

— Не-е-т, Лексей, — вкрадчиво, но настойчиво прервал его Президент. — Ты ведь умный парень, надо было с ним — нет, не с тестем, а с соседом — по-умному. Чтобы раз, но навсегда.