Полярный летчик - страница 7
После Октября Туманский перешёл в ряды Красной Армии. Все любили и уважали Алексея, который был во всём «свой парень».
Алексея Туманского первым в нашем дивизионе за отважные боевые полёты наградили орденом Красного Знамени.
Туманский летал тридцать шесть лет подряд. Лётчик-космонавт Андриян Николаев налетал в космосе свыше двух с половиной миллионов километров. Почти такое же расстояние пролетел на самолётах Туманский. Разница только во времени.
Туманский испытал за свою долгую лётную жизнь самолёты восьмидесяти трёх типов.
Однажды мне довелось присутствовать при рассказе Туманского о том, как с ним беседовал Ленин.
Вскоре после Октябрьской революции молодой лётчик Туманский был командирован с фронта в Петроград за авиабомбами.
Ему был выдан мандат, в котором указывалось, что он срочно едет к Ленину.
Алексей Туманский вёз также письмо Ленину от командира отряда.
Туманский показал часовому в Смольном письмо Ленину, и его провели к Председателю Совета Народных Комиссаров. Владимир Ильич расспрашивал Туманского о положении на фронте, интересовался тем, на каких высотах приходится летать.
– Смотря по погоде, – ответил Туманский. – Когда сплошные облака над землёй, приходится летать очень вязко. Даже вывески можно прочитать на железнодорожных станциях и полустанках.
Ленин поинтересовался, знаком ли Туманский с воздушным кораблём «Илья Муромец».
Алексей, летавший до того времени лишь на иностранных машинах, ответил, что слышал много хороших отзывов об «Илье Муромце» как о могучей боевой единице. Он рассказал о том, как «Илья Муромец» один, сражаясь против семи немецких истребителей, сбил трёх.
Владимир Ильич, как вспоминал Туманский, радостно сказал:
– Значит, мы умеем и можем сами строить хорошие самолёты.
Владимир Ильич тогда же высказал мысль о необходимости создания специального отряда «Муромцев». Такой отряд был сформирован позднее. И в него попал Алексей Туманский…
Как-то ранним утром Туманский подозвал меня:
– Ну, ас, – улыбнулся он, – тебе никуда ехать не надо?
– Нет. Свободен до вечера.
– Очень хорошо. Я сейчас буду опробовать самолёт после ремонта. Хочешь, возьму тебя с собой?
– Ещё бы!
– А не струсишь?
– С вами – нет.
Младший моторист Лев Туманский – брат лётчика – возился у самолёта «Лебедь».
Не буду описывать волнение, с каким я садился в самолёт и пристёгивал ремни. Наконец всё готово. Мотор запустили, и мы медленно выруливаем на старт.
До последней минуты мне не верилось, что мы сейчас полетим, всё казалось, что этому что-нибудь обязательно помешает. Но вот дан полный газ, мотор оглушительно ревёт, «Лебедь» трогается с места. Он бежит по полю всё быстрее и быстрее, слегка покачиваясь от толчков колёс о землю, и вдруг наступает полный покой.
Самолёт как бы застыл на месте. Только впереди ровно гудит мотор. Смотрю вниз – мы уже в воздухе, земля с бешеной скоростью бежит назад.
Самолёт резко наклоняется, начинается разворот. Мы проходим над своим аэродромом. Под нами крошечные палатки на зеленовато-жёлтом поле. Вот и город, совсем игрушечный, какой-то неживой – ни людей, ни движения не заметно, но отчётливо видны, как спичечные коробочки, дома. В кудрявой зелени сада желтеет здание женской гимназии. Может быть, услышав шум мотора, ученицы смотрят в окна и девушка с длинной косой вспоминает «лётчика», который с ней танцевал. Вдали показывается малюсенький поезд, и вслед за ним тянется дымный хвост. Голубой ниткой петляет широкая река Кама. На ней словно застыли пароходики и баржи. Горизонт, как ни странно, не остаётся внизу, а поднимается вместе с нами и в бескрайней дали сливается с небом. Хорошо! Кажется, солнце к тебе ближе, чем земля! И ничуточки не страшно. Только временами, когда попадаем в воздушные ямы, замирает сердце.
Смотрю на лётчика. Его спокойная фигура вселяет в меня уверенность. Еле заметными движениями он управляет машиной. Самолёт тебе не автомобиль, в котором надо иногда резко, с силой крутить баранку.
Сколько летим, не знаю. Поистине «счастливые часов не наблюдают». А я так счастлив, что хочется кричать от радости, петь!
Делаем круг, другой и идём на посадку.