Поместье. Книга II - страница 14
. (Ципкин краснел, когда об этом вспоминал.) Мама совсем больная. Соня все не замужем, а ведь ей уже двадцать семь. Тамошним кавалерам только одно надо — хорошее приданое… Ципкин нахмурился. Проклятая жизнь! Что это за порядок, если все несчастны, кроме кучки сатрапов? Зачем он нужен, кому? Разве что горстке реакционеров и попов. Что Сабина из себя строит? Немного ее отцу осталось до банкротства. Эх, зря женился!..
За завтраком муж и жена почти не разговаривали. Ципкин листал новую газету, «Курьер». Издатель — железнодорожный магнат Валленберг. Среди сотрудников значился доктор А. Бабад. Ципкина передернуло. Он доктор. Он пишет для газеты. Сын раввина, до девятнадцати лет носивший пейсы, достиг того, к чему стремился он, Ципкин, росший в замке и получивший систематическое образование. Но Ципкин — письмоводителишка в какой-то мануфактурной лавке. «Права Сабина, безвольный я человек, бесхребетник…»
Ципкин быстро пролистал газету, добрался до последней страницы с городскими новостями: кражи, убийства, пожары, изнасилования. В глаза бросился заголовок «Зверь в человеческом облике». Ципкин прочитал:
Ян Жепак, сапожник, Фрета, 23, вчера ночью явился домой пьяный и напал на свою двенадцатилетнюю дочь Марианну. Мать попыталась вступиться за ребенка, но озверевший отец жестоко ее избил. Услышав крики, соседи вызвали полицию. Мать и дочь в крайне тяжелом состоянии находятся в больнице. Подонок Ян Жепак арестован и скоро предстанет перед судом. Ну да, вот такая проклятая власть. Люди превращаются в зверей!..
В голову пришла ребяческая мысль: Ципкин будет за завтраком пить кофе без молока. Так он разделит с несчастными людьми их страдания.
4
Ципкин не видел Соню со своей свадьбы. Соня — невысокая, стройная, румяная, с веселыми темно-зелеными глазами и вьющимися черными волосами — считалась в семье красавицей. Отец, реб Бериш Ципкин, всегда повторял, что ему не придется давать приданого. Наоборот, это жених должен будет доплатить. Увидев сестру, выходящую из вагона третьего класса, Ципкин подумал, что она изменилась. Она словно стала ниже ростом и выглядит более провинциально, чем раньше: видно, что платье пошито местечковым портным. В руках Соня держала шляпную коробку и четырехугольную корзину с крышкой на двух замочках. Казалось, в девушке что-то потускнело, поблекло. Ципкин крепко обнял сестру, они расцеловались. Семь лет разницы в возрасте теперь не играли никакой роли, хотя было время, когда Ципкин уже был взрослым, а Соня — еще ребенком. Он забрал у нее корзину и взял ее под руку. Сначала они шли молча.
— Так что случилось-то?
— Да много чего. Дома оставаться немыслимо. Мама болеет, папа с горя стал совсем невыносим. Ты бы его не узнал. Все время мораль читает, с ума сойти можно. Это после погромов началось. У него на все одно объяснение: во всем виновато нынешнее поколение. Повторяет это по тысяче раз на дню. Мама совсем исхудала. В последнее время и у нас погрома ждут.
— Погрома? У нас?
— А что тебя удивляет? И у нас хватает тех, кто может его устроить. Новый пристав теперь, злой, как собака. Нескольких молодых людей арестовали. Твоя сестра, между прочим, тоже чуть в тюрьму не попала.
Ципкин нахмурился.
— Родителям только этого и не хватает.
— А чего бы ты хотел? Нельзя же сидеть сложа руки. Не думай, что народ проснулся только в больших городах. У нас тоже революционные настроения. Новый учитель из Вильно приехал, так у него тут же обыск устроили. В нашем училище заведующий — доносчик, продажная душонка. Короче, нашли у него запрещенные брошюры. Он когда-то кружок основал, и я слышала…
— Тебя ищут?
— Нет, кому я нужна. Если бы искали, уже бы нашли. Но все-таки лучше было уехать. И потом, что мне вообще там делать? Впустую жизнь проходит.
— Я надеялся, ты кого-нибудь найдешь.
— В нашей-то дыре? Учитель, про которого я говорила, Яцкович его фамилия, — симпатичный, умный. Прекрасный человек. Но его куда-то сослали. На нем много грехов. Реакция ужасная, жандармы по домам ходят. Им приказали искать литературу, а они и читать-то толком не умеют. Власть рушится на глазах.