Помни время шипов - страница 39

Это настоящее безумие! Мы теперь из надежных укрытий стреляем из четырех пулеметов и, по меньшей мере, восьмидесяти винтовок в наступающую толпу. Наши пулеметные очереди создают бреши в ее рядах. Я вижу, как они постоянно падают на землю. Но из тумана их появляется все больше и больше, которых мы очень плохо можем видеть. Первые из них уже настолько близко от наших позиций, что я могу четко разглядеть их неуклюже выглядящие фигуры с винтовками и русскими автоматами Калашникова. (Так у автора! Разумеется, «Калашниковых» в 1942 году не было, вероятно, имеются в виду пистолеты-пулеметы ППШ или ППД. – прим. перев.) Тут неожиданно замолкают еще два наших пулемета на правом фланге. Масса противника перед нами немедленно устремляется туда, направо, где их встречает лишь огонь винтовок. Мы с Майнхардом продолжаем стрелять в несущуюся вправо плотную толпу людей. И эта атака на наш правый фланг оказывается для русских роковой! Даже для нас самих сюрпризом стал неожиданный огонь из 20-мм счетверенной зенитной пушки. Ее стрельба похожа на глухую, монотонную барабанную дробь. Мы видим, как трассирующие снаряды из всех четырех стволов попадают в самую гущу наступающих и делают в ней большие бреши. Два наших пулемета на правом фланге снова начинают стрелять. Я предполагаю, что эта пауза в их стрельбе была намеренной.

Теперь счетверенная зенитка поворачивает стволы в нашу сторону и расстреливает несколько магазинов. Когда она прекращает стрелять, перед нами уже нет никакого движения. Мы слышим крики и команды на русском языке. Я делаю глубокий вдох, как бы с облегчением. Первый бой сильно подействовал на меня, но сейчас мои мысли работают снова. Я могу уже спокойно высунуть голову из окопа и рассмотреть территорию перед нашими позициями. Перед нами на снегу повсюду лежат бесчисленные землисто-коричневые комочки. Меня все еще поражает убойная сила счетверенной 20-мм пушки. Никогда не представлял себе, каким эффективным может быть это оружие. Позже я узнал, что для стрельбы по наземным целям в ней используются специальные разрывные снаряды.

На предполье временное затишье, и я наивно верю, что все наступающие перед нами или убиты, или ранены. Но как только я чуть выше приподнимаюсь над бруствером, начинает трещать русский пулемет. Пули свистят у меня над головой. Потом начинает стрелять и второй пулемет, и обстреливает всю нашу позицию. Вскоре после этого слышу над нами шум, который мне уже знаком по Сталинграду. Снаряды с грохотом взрываются вокруг нас.

– Минометы! – кричит кто-то, и сразу после этого: – Дёринг и Марковитц ранены. Нам нужен санитар! Кто-то другой в ответ кричит, что санитар уже спешит сюда.

Позже я узнал, что ефрейтору Марковитцу, бывшему водителю нашего эскадрона, прострелили плечо, и его нужно вывезти в тыл. Унтер-офицер Дёринг, правда, получил более легкое ранение – осколком ему задело подбородок. Он просит оставить его на передовой. Петчу отстрелили мочку правого уха. Мы все рады, что его тоже отвезли обратно в деревню. Минометный обстрел настолько силен, что мы не осмеливаемся даже высунуться из окопов. Но вскоре мы также слышим за своей спиной типичное чавканье минометов. Это наши саперы заняли позиции и открыли ответный огонь из своих минометов. Их мины пролетают высоко над нами и взрываются далеко впереди, в тумане, где предположительно находятся вражеские минометы. Я осторожно выглядываю из окопа и не могу поверить своим глазам. Многие из коричневых комочков, валявшихся в поле, которых я считал убитыми и ранеными, уже стоят на ногах и двигаются. И я понимаю, что они отходят под прикрытием огня своих пулеметов и минометов.

Вариас тоже понял это и кричит из соседней стрелковой ячейки: – Ребята, Иваны уходят!

Теперь наши мины разрываются прямо в середине отступающих советских войск. Для счетверенки это либо слишком далеко, либо ее расчет экономит боеприпасы для последующих боев. Проходит немного времени, пока русские исчезают в тумане.

Я как раз набил оставшимся табаком трубку, которой мне так не хватало во время боя, когда поступает приказ идти в контратаку. Мы должны расчистить место перед нашими позициями и еще некоторое время отогнать русских подальше. Прежде чем выскочить из окопа и забросить на плечо пулемет в готовой к стрельбе позиции, я еще успеваю зажечь трубку и сделать пару глубоких затяжек. Никогда раньше вкус табака в трубке не нравился мне так, как сейчас, и мне кажется, будто у меня прибавилось сил. Мы наступаем широким фронтом и не сталкиваемся с сильным ответным огнем. Мы тоже стреляем и медленно продвигаемся вперед. На небольшом расстоянии позади нас движется для прикрытия и счетверенная зенитка на ее подвижном лафете. Когда мы приближаемся к расстрелянным русским, то выясняем, что русские забрали с собой своих раненых. Я впервые вижу тела мертвых врагов. Они лежат раскиданные на снегу там, где их настигла пуля или разрывной снаряд. Их тела в толстых шинелях распростертые или скрюченные. На белом снегу красные лужицы крови, замерзшие на морозе.