Помнишь, земля Смоленская... - страница 23

стр.

— Вы так и не отдохнули, лейтенант? Вздремнули бы еще малость — хоть по-птичьи. Скоро уже четыре часа…

— Да я выспался.

— За час-то?

— А мне много не надо.

Хониеву приятно было разговаривать с Хазиным — старший лейтенант ему нравился.

Чем-то он походил на брата, Лиджи. Так же, как и Лиджи, он не переступал порога школы, был самоучкой. Так же, как и Лиджи, давно уже служил в армии.

В Забайкальский полк его перевели из другой части с полгода назад, и, как и Мутул, он командовал снайперами. Он был такой же крепкий, выносливый, как Мутул, только в отличие от него рослый, громоздкий. И добродушный, словоохотливый. Мутул любил с ним беседовать. Его открытое лицо, веселый, благожелательный взгляд располагали к себе…

Как-то еще весной, когда полк покинул зимние казармы и расположился в палатках на берегу реки Онон, Хониев и Хазин встретились, тоже дежуря по части, в караульной палатке. В свободное время они часто играли друг с другом в шахматы, вот и тогда, улучив минуту, затеяли очередную партию. Когда Хазин сделал ему мат, Мутул пошутил:

— Вы, товарищ старший лейтенант, больше меня носков износили, потому и выигрываете у меня.

— Понимаю, понимаю, — кивнул Хазин. — Вы хотите сказать, что я старше вас и опытом побогаче? Но поговорка насчет носков вряд ли ко мне применима. Я и не помню, были ли когда на мне носки. По-моему, вплоть до армии мне не удалось износить ни одной пары. Вот ботинки у меня имелись, это я помню. Правда, без подошв. Я нашел их на чужом дворе, в куче мусора. Стельки, которые я подложил, всегда из них вываливались, как в жару язык у собаки…

— Ботинка-то все-таки два было? — поинтересовался Мутул.

— Два.

— Значит, татарам больше везло, чем калмыкам…

— Это почему?

— А у меня в детские годы был всего один башмак, из сырой коровьей шкуры, весь в дырах и заплатках. Я его надевал поочередно то на одну, то на другую ногу.

Мутул невольно взглянул под столик, на свои вычищенные до блеска хромовые командирские сапоги. Хазин, собирая шахматные фигуры, с пониманием покачал головой:

— Да, туговато вам приходилось… Помню, мой отец, когда приезжал из Астрахани, все удивлялся: калмыки, говорит, на базарах разгуливают зимой в рваных шубах, которые ветер продувает…

— Да, бывало и так. Он, верно, говорил о Калмыцком базаре или о Татарском?

— А вам откуда эти базары известны? Сами — из Астрахани?

— Нет, я родом из хотона Цаган-Нур, это недалеко от Волги, по соседству с Черным Яром. А на этих базарах мне частенько доводилось бывать. Тоже босиком там шастал, о камни ноги в кровь разбивал.

— Вон оно как…

— Ну, это когда было!.. Калмыцкий базар — старое название. Сейчас это Кануково, центр Приволжского улуса нашей республики.

— Кануково? Это в честь кого?

— А был такой комиссар в калмыцком полку, в гражданскую войну: Кануков. Наш калмыцкий Фурманов. Тоже — с творческой жилкой. Он песни сочинял и музыку к ним. Весь полк пел его песни. И сейчас их в Калмыкии многие знают и поют. Вместе с другими калмыками, боевыми соратниками Канукова, его направили в Монголию помогать монгольским братьям в борьбе с бароном Унгерном. Он был тогда награжден орденом Красного Знамени.

— А Татарский базар не переименовали?

— Нет пока… Был там еще один базар, Большой сад. Чуть выше Семнадцатой пристани. А Татарский пониже находился…

— Вы Астрахань здорово знаете!

— Еще бы, я ведь там учился, в техникуме искусств. Так что это город моей студенческой юности.

— Мы с вами, выходит, по происхождению настоящие… — Хазин поискал нужное слово и произнес его по слогам: — Про-ле-тарцы…

Он иногда коверкал русские слова. Начиная службу в армии, Хазин с русским языком совсем был не в ладу. Когда он тоненьким голоском, неожиданным для такого великана, потея от напряжения, командовал: «Бзвод, слушай моя команда! Винтовка… на пле-ча!», — бойцы покатывались с хохота. Хазина это не смущало, он только усмехался: «Не так сказал? А, не бажно…» Если смех все не прекращался, Хазин, чтоб утихомирить бойцов, велел им запевать «Катюшу» — так он их «наказывал».

Порой во время занятий, не в силах выразить свою мысль по-русски, он переходил на родной татарский язык, спрашивал: «Понятно?» — и первый начинал смеяться. Бойцы отвечали с улыбками: «Понятно, понятно!»