Помнишь, земля Смоленская... - страница 24
Все-таки в армии он научился русскому языку, хотя говорил с сильным акцентом.
…Не успели Хазин и Хониев перекинуться несколькими словами, как Хазину пришлось подойти к телефону:
— У аппарата старший лейтенант Хазин. Слушаю, товарищ майор… Так… Так… Так… Хорошо, товарищ майор.
Он повернулся к Хониеву:
— А это к лучшему, что вы не спали. Не то пришлось бы вас будить. Через десять минут — Ельня. От комполка получен приказ…
Согласно этому приказу в Ельне полк должен был выгрузиться из вагонов. Всем батальонам, ротам, взводам надлежало следовать со своими командирами за комполка, ориентируясь по его красному флажку. Батарейцам было приказано вывести из вагона коней, снять орудия, начальникам интендантских служб — немедленно, разместив груз на машинах и подводах, отъезжать от поезда.
Хазин во время краткой стоянки разослал посыльных по подразделениям с приказом командира полка.
Спустя десять минут эшелон подошел к станции Ельня. Еще колеса визжа ползли по рельсам, а уж труба пропела сбор.
Бойцы рассеялись у состава, слышались команды: «Рота! Батальон! Взвод! За мной!» Голоса терялись в общем шуме, как растворяются в ночной снежной вьюге крики заблудившихся.
Уже стало светать, бойцы бежали, пригнувшись, как степной ковыль под ветром, черные штыки, сталкиваясь друг с другом, стучали, как рога дерущихся сайгаков.
Внезапно раздался душераздирающий, истошный вой сирены, похожий на рев верблюдицы, у которой волки задрали верблюжонка. Тотчас загудели паровозы, и те, что уже стояли в Ельне, и те, что тащили составы, тянувшиеся следом за эшелоном с 46-м полком.
Воздушная тревога…
Командиры подразделений 46-го полка, увлекая за собой бойцов, устремились к рощице, черневшей в стороне от станции. Топот множества сапог сливался в рокочущий гул, который, чудилось, шел из самой земли.
Слышались крики: «Воздух, воздух!» И сам воздух дрожал, рвался, лопался под напором звуков. Но бойцы не смотрели ни вверх, ни по сторонам, они старались не отстать от своих командиров, бегущих к реденькой роще. А роща, мнилось, все удалялась от них…
Многие на бегу спотыкались, падали, снова вставали и бросались вперед, догоняя товарищей. Лица их лоснились от пота.
Это была первая встреча 46-го полка с войной, но не с такой, где ты — лицом к лицу с врагом, а обрушившейся нежданно, с воздуха, и от нее надо было прятаться, сохраняя себя для будущих схваток на земле…
От Ельни донесся грохот разрывов, земля вздрогнула под ногами. Немцы бомбили станцию. Что-то там скрежетало, трещало, ухало…
В промежутках между взрывами командиры кричали:
— За мной! За мной!
И призывные эти крики слышались все чаще.
Войсковые порядки давно смешались: одни бойцы, более сильные, закаленные, бежали споро, размеренно, как на спортивной дистанции, другие, видно, быстро выдохлись, перешли чуть ли не на шаг и шумно, как заморенные скаковые кони, вбирали в себя воздух, а иные, в изнеможении рухнув на землю, некоторое время лежали недвижно, и все им, казалось, было уже безразлично: что там бомба, пускай хоть сам бомбардировщик на них свалится, они и пальцем не пошевельнут… Но новые разрывы бомб, докатывавшиеся от Ельни, поднимали их на ноги и гнали дальше, к заветной роще, в которой можно было спрятаться, замаскироваться…
Никто не заметил, откуда появились фашистские стервятники, да и самих самолетов бойцы не видели. И не видели, как они сбрасывали бомбы. Взгляды бегущих упирались в спины товарищей, темневшие перед ними: гимнастерки у всех намокли от пота.
Хониев бежал вместе со всеми, тоже не оглядываясь. Страха перед смертью у него не было, но он, как и все, был ошеломлен внезапностью налета фашистских бомбардировщиков, угрозой смерти, падающей с неба… И было обидно погибнуть вот так, ни за что ни про что, еще и не добравшись до фронта.
Он старался не отставать от Хазина, который следовал за командиром полка, передавая через связных его распоряжения командирам подразделений.
Полк достиг рощи, когда бомбежка кончилась. Бойцы остановились, с трудом переводя дыхание, начали искать свои взводы. Хазин, размахивая флажком, кричал: