Понтий Пилат - страница 4
Преступления были очевидны, документы подготовлены, прокуратору следовало только выполнить некоторые формальности. Полный решимости без проволочек закончить эту работу, прокуратор, мысленно воспроизводя порядок судопроизводства, направился к курульному креслу, расположенному под специально натянутым тентом: воздух уже потерял утреннюю свежесть, чувствовалось приближение азиатской жары.
Курульное кресло было изготовлено по официальным канонам. Верхняя часть спинки кресла изображала римскую волчицу так, что открытая пасть зверя со страшными клыками располагалась прямо над головой прокуратора. Горожане, приходившие в преторию под воздействием винных паров или наркотиков, позднее невольно совмещали лицо прокуратора с клыками волчицы и разнесли по всей Иудее молву о кровожадности и хищной беспощадности прокуратора.
Пересекая крытую колоннаду, прокуратор вдруг приостановился, и его внимательный взгляд выразил удивление и досаду.
Удивление объяснялось появлением третьего подсудимого, а досада – задержкой судебного разбирательства: прокуратор плохо переносил жару. Сегодня был день преддверия иудейской Пасхи, и хотя прокуратор никогда не интересовался религией иудеев и в душе относился к ней с презрением, как и к верованиям всех варваров, он все же ощущал приближение большого праздника. И легионеры дворцовой центурии, и чиновники канцелярий, и челядь дворца считали себя уже свободными от любых обязанностей, что, как известно, сопровождает почти всякое празднество. Сам прокуратор неодобрительно относился к судебным заседаниям и тем более казням в праздничные и предпраздничные дни, но понимал невозможность переноса суда также и по той причине, что большая толпа иудеев, собравшаяся на площади, испытывала те же чувства, что и толпы римлян, жаждущих хлеба и зрелищ и с большой радостью занимающих места в цирке во время боев гладиаторов. С некоторых пор Понтий Пилат в силу ряда обстоятельств и под впечатлением воспоминаний о былых бесчисленных баталиях с брезгливостью относился к кровожадным развлекательным инстинктам толпы. В прошлом и сам большой любитель подобных развлечений, прокуратор в свои пятьдесят лет полностью к ним охладел.
Вид толпы, собравшейся перед дворцом Ирода Великого и застывшей в напряженном ожидании, был ему неприятен. Понтий Пилат сразу осознал, что возникшее напряжение толпы имеет прямое отношение к вновь появившемуся осужденному. Прокуратор остановил на нем свой взгляд.
Перед ним стоял сухощавый человек лет тридцати, чуть ниже среднего роста, далеко не богатырского здоровья. Талиф грубой выделки провисал широкими складками до изношенных сандалий. Голова была непокрыта, и волосы ниспадали до плеч, открывая высокий лоб; небольшая бородка окаймляла лицо с тонкими, хотя и несколько неправильными, иудейскими чертами. Темные глаза выражали ум. Вся его поза отрешенности и безнадежности показывала, что он не питает никаких иллюзий по поводу своей дальнейшей участи.
Прокуратор увидел связанные руки осужденного и уяснил степень преднамеренной жестокости. Руки были туго перехвачены сзади веревками, что прекращало приток крови, доставляя страдания осужденному при каждом шаге. Это наводило на мысль о стремлении преследующих не упустить любой возможности мучить его. Однако во взгляде этого человека угадывалось внутреннее упорство.
Уже сидя в кресле, прокуратор повернулся к римскому актуарию, выполняющему обязанности секретаря и ведущему производство дел.
– Галилеянин доставлен стражей синедриона перед самым твоим приходом, игемон, и я даже не успел сдвинуться с места.
У Пилата возникла мысль о неслучайности такого совпадения. Мысль возникла и пропала, как малозначимая для дела, но она привела к новой; прокуратор обратился к актуарию:
– Распорядись, чтобы с галилеянина сняли ремни.
Актуарий подошел к обвинителю синедриона Сарейе, которого знал по прежним разбирательствам, и стал что-то ему говорить. Представитель синедриона, судя по голосу и жестам, возражал. Тогда прокуратор повернулся в кресле всем телом и посмотрел на обвинителя, тот склонился в поклоне, поняв, что в следующее мгновение его просто вышвырнут с территории дворца, и тут же отдал приказание. Еще не успев вернуть тело в прежнее положение, прокуратор услышал шум толпы: последовала реакция на его распоряжение. Он уловил ропот неодобрения. Галилеянин, вздохнув посвободнее, начал с трудом выпрямлять затекшие руки, прокуратор же стал рассматривать толпу, столь неодобрительно отнесшуюся к его сострадательному поступку. Понтий Пилат выделил множество фарисеев в хитонах с голубой каймой, бесноватых фанатиков, мелкого служилого люда, всегда толкущегося около храма, присутствовали, однако, мелкие ремесленники и торговцы – и все эти люди выражали недовольство приказом прокуратора.