Понтийское царство - страница 18
. II. 14). Если он тождествен Митридату из Киоса, убитому в 302 г., то в таком случае у его потомков были все основания вести род от Отана и отсчитывать годы эры от Дария III. К тому же, в том виде, в каком это следует из нашей схемы, Митридат VI Евпатор действительно оказывается потомком Дария I Гистаспа в шестнадцатом колене, как сообщается у Аппиана.
Таким образом, античная традиция о происхождении царей Понта не выдумка последних царей династии. В своей основе она верно отражала действительное положение вещей и призвана была обосновать притязания царей Понта на власть в своем царстве и на их господство над соседними территориями. Несмотря на то, что генеалогия Митридатидов и Ариаратидов составлялась уже во II-I вв. до н. э. и подчас грешит неточностями, ее выведение от Ахеменидов и Отана не могло быть вымышлено, так как население Малой Азии хорошо знало персидских царей и их сатрапов и вряд ли поверило бы в вымыслы царской пропаганды.
Глава 2. ПОНТИЙСКОЕ ЦАРСТВО В III в. до н. э.
Образование Понтийского царства, как уже сказано, восходит к 302 г. до н. э., когда по подозрению в измене был убит сатрап Киоса и Аррины Митридат, сын Ариобарзана, а ему наследовал его сын - Митридат I Ктист и ставший основателем Понтийского государства. Скрываясь от преследований македонского диадоха Антигона, он нашел убежище в родовых владениях своих предков в Пафлагонии. Диодор передает (XX. 111.4), что Митридат I Ктист добавил много новых подданных и был царем Каппадокии и Пафлагонии на протяжении тридцати шести лет. Согласно данным Плутарха (Dem. 4), Митридат овладел большой и богатой страной, став основателем династии понтийских царей, а Каипадокия была тем местом, куда он скрылся из Киоса. Аппиан повествует, что Митридат бежал в Каппадокию с шестью всадниками и укрепился там в каком-то местечке. Поскольку македоняне были заняты междоусобицами, то к Митридату притекло много народу и это позволило ему быстро завладеть не только Каппадокией, но и соседними территориями и племенами, жившими у Понта Эвксинского. Власть Митридата в этих районах была очень прочной, что способствовало закреплению на престоле его детей. Далее Аппиан недвусмысленно намекает на то, что первые цари из династии Митридатидов правили над всей Понтийской Каппадокией, Пафлагонией и Великой Каппадокией, поскольку впоследствии "...они разделили страну; одни из них захватили власть над Понтом (т. е. Понтийской Каппадокией. - С. С.), другие - над Каппадокией (т. е. Великой Каппадокией - будущим Каппадокийским царством. - С. С.)" (App. Mithr. 9). Псевдо-Лукиан же называет Ктиста царем Понта, который бежал туда от Антигона Одноглазого (Ps. - Luc. Mac. 13).
Основной их источник - Иероним из Кардии, который, очевидно, подробно излагал историю Понта в раннем III в., сделав упор на большую популярность среди местного населения Митридата I Ктиста, что и обусловило быстрый рост его владений. Страбон говорит, что после того, как македоняне захватили у персов Каппадокию, разделенную на две сатрапии, то допустили превращение их в царства частью добровольно, частью против воли (XII. 1.4). А царства эти, уточняет далее географ, - Каппадокия и Понт. Страбон также указывает на природное укрепление Кимиату, расположенное у подножья горы Ольгассия, куда бежал от Антигона Митридат и откуда он распространил власть на соседние области (XII. 3.41). Так что сведения Иеронима подтверждаются Страбоном, уроженцем Понта.
О том, что владения Ктиста стремительно росли, а власть быстро укреплялась, свидетельствует принятие им в 297 г. одновременно с царем соседнего Вифинского царства Зипойтом царского титула[1]. Вифинский царь принял титул в результате роста подвластной территории в борьбе с Лисимахом, владевшим северо-западной частью Малой Азии[2]. Следовательно, эта акция Зипойта была антимакедонской, а это значит, что и действия Митридата преследовали те же цели и были направлены на привлечение еще большего количества подданных, противников Лисимаха. Объявление себя царем через пять лет после появления в Кимиате должно показывать, что Митридат I Ктист стал наиболее популярной фигурой среди каппадокийцев и пафлагонцсв. В нем видели хранителя исконных иранских традиций в противовес греко-македонским