Поп-звёздные войны (Поцелуй змеи) - страница 34

Но Коваленко не терял надежды, что когда-нибудь и он заимеет столько этих московских "друзей", сколько только душа его пожелает. Да, пусть он поет и играет пока в бандитском гадюшнике, где его унижают и уже несколько раз получал по шее от недовольных посетителей – все это провинциальный композитор воспринимал как должное – как испытание, которое посылает ему бог для того чтобы в скором времени засыпать немыслимыми дарами за его талант и упорство. Черт дернул его совать свои записи Татьяне. Она казалось ему такой простой, такой доброй, девушкой из народа, которая сама поднялась с самого низа и должна была, по его мнению, помогать провинциальным композиторам, у которых в Москве ни кола, ни двора, ни друзей.

Но она оказалась по мнению Коваленко неотзывчивой заносчивой стервой, точно такой же, как и прочие мажористые певицы – дочери всяких нефтяных магнатов и жены директоров сети супермаркетов. Нет, не мог он Татьяне этого простить! Да, он в запале ярости пообещал ее убить, но никогда бы в жизни он не привел бы своего обещания в исполнение. Но кто теперь поверит его оправданиям, когда на Татьяну было совершено покушение и его ищет милиция, подозревая в том, что это именно он стрелял в певицу. Барменша из "Жемчужины Мамонтовки" рассказывала ему, что по его душу приезжал целый взвод ОМОНа во главе с начальником от которого за версту разило одеколоном.

– Эй, – кто-то окликнул Коваленко.

Тот вздрогнул и едва не потерял сознание от испуга. Много мужества от него потребовалось, чтобы просто удержаться на ногах. Он и сам не заметил, что поглощенный своими мыслями, он уже вышел на то самое место возле моста, на котором договорился о встрече, позвонив по телефону. Из темноты появился мужчина, тусклый фонарь освещал его со спины, поэтому лица его Коваленко не увидел.

– Вы кто? – дрожащим голосом спросил композитор, робко отступая назад. – Я договаривался по телефону, что сюда приедет Татьяна…

– Допустим, я ее отец, – негромко ответил мужчина, не отпуская от себя композитора ни на шаг, медленно следуя за ним, – вы можете сказать мне все то, что хотели сказать ей.

– А вы точно?…

– Точно-точно, – ответил тот, не вынимая рук из карманов, – говорите мне все, что хотели сказать ей. Татьяна обо всем узнает сегодня же.

– Я не виноват, – выпалил Коваленко, – я не стрелял в Татьяну в гримерке, меня там не было…

– А где же ты был? – спросил мужчина, наступая.

– Я был дома, – ответил композитор, упершись спиной в бетонную подпору моста, обшитую нетесаным деревом, – я был дома. У меня в этот день выходной, потому что мало народу в кафе бывает. Я был в этот день дома.

– Кто-то видел тебя дома в этот день? – спросил мужчина, приперев дрожащего композитора к доскам. – Кто-то может подтвердить твое алиби?

– Я живу на даче, – чуть не плача пояснил, Коваленко, – мне сдали ее хозяева только на зиму. Я сторожу их дачу, заодно и топлю ее, чтобы не гнила. Вокруг никого больше нет, только пустые дома. Но я не стрелял, у меня и оружия-то нет…

– А ты не врешь? – спросил мужчина и в его правой руке появился пистолет, которым он больно ткнул Коваленко в верхнюю десну, а сам обыскал его свободной левой рукой.

Оружия у Коваленко не было. Композитор сквозь залепленные снежинками очки испуганно косился на пистолет и весь дрожал от страха и холода. Как бы он хотел сейчас оказаться далеко отсюда, на вокзале города Няндома, подняться по ступенькам, сесть в автобус, поехать домой и никогда больше не возвращаться в этот город.

– А ну-ка, широко открой рот, – приказал мужчина.

Коваленко сразу же подчинился, хотя и не понимал зачем ему было открывать рот. Но в его теперешнем положении спорить было бесполезно и даже очень опасно. Поэтому он открыл рот, а мужик сразу же сунул ему между зубов дуло пистолета поцарапав чем-то острым верхнее небо. Коваленко поперхнулся и закашлялся, но мужик прижал его голову ладонью к подпоре моста.

– Нет у тебя алиби, парень, нет, – произнес человек с пистолетом и нажал на курок.

Выстрела Коваленко не услышал. Для него сразу же за щелчком курка наступила полная темнота. Убийца выругался – капли крови попали ему на одежду и отпустил лоб композитора. Коваленко медленно съехал спиной по подпоре моста и рухнул на снег, а изо рта у него толстой струей вылилась кровь. Под головой убитого музыканта снег тоже стал темным – макушка была полностью снесена пулей. Где-то неподалеку, услышав выстрел с бешеным визгом залаяла собака.