Популярная история КПСС. 1898 – 1991 годы. От расцвета до запрета - страница 14

Ленин в Петрограде с головой окунулся в работу – редактирует материалы для газеты «Правда», чуть ли не ежедневно пишет по одной – две статьи, участвует в заседаниях и митингах, председательствует на конференциях РСДРП(б).

Левый меньшевик Н.Н. Суханов вспоминал о весне 1917 года: «У большевиков в это время, кроме Каменева, появился в Исполнительном Комитете Сталин. Этот деятель – одна из центральных фигур большевистской партии и, стало быть, одна из нескольких единиц, державших (держащих до сей минуты) в своих руках судьбы революции и государства. Почему это так, сказать не берусь: влияния среди высоких, далеких от народа, чуждых гласности, безответственных сфер так прихотливы! Но, во всяком случае, по поводу роли Сталина приходится недоумевать. Большевистская партия при низком уровне ее “офицерского корпуса”, в массе невежественного и случайного, обладает целым рядом крупнейших фигур и достойных вождей среди “генералитета”. Сталин же за время своей скромной деятельности в Исполнительном Комитете производил – не на меня одного – впечатление серого пятна, иногда маячившего тускло и бесследно. Больше о нем, собственно, нечего сказать».

Постановление Временного правительства об аресте и предании суду руководителей большевиков, объявленных германскими шпионами и организаторами восстания против Временного правительства, было опубликовано 8 (21) июля. Переодетые и загримированные Владимир Ленин и Григорий Зиновьев сутки спустя прибыли на станцию Разлив Приморской линии Петроградско-Сестрорецкой железной дороги. Предупрежденный об их приезде рабочий Н.А. Емельянов устроил поначалу гостей на чердаке-сеновале своего сарая. Но кругом бродили дачники, которые могли донести о новых людях. Тогда он отвез их на лодке на другую сторону озера Сестрорецкий залив, где они поселились в шалаше под видом косцов. На две версты вокруг не было ни одного человека. Связь революционеров-отшельников с остальным миром поддерживалась с помощью лодки.

Уход Ленина в подполье осудил известный меньшевик Н.Н. Суханов: «Бегство пастыря в данной обстановке не могло не явиться тяжелым ударом по овцам. Ведь массы, мобилизованные Лениным, несли на себе бремя ответственности за июльские дня… “Действительный виновник” бросает свою армию, своих товарищей и ищет личного спасения в бегстве! Бегство Ленина и Зиновьева, не имея практического смысла, было предосудительно с политической и моральной стороны».

Ленин первые два дня в Разливе наслаждался отдыхом после тяжелой и нервной петроградской работы, ходил купаться на речку, загорал на солнышке. Потом достал свою незаконченную рукопись «Государство и революция», и, сидя на корточках, принялся за привычную работу. Он сочиняет панегирик трудам Маркса и Энгельса и излагает свое понимание марксизма, не забывая пинать тех, чьи взгляды отличаются от его изложения марксизма. Закончит этот труд он уже в Гельсингфорсе.

Сюда к косцам-отшельникам приезжали товарищи по партии с сообщениями о положении дел в Петрограде и за советами. Среди них А.В. Шотман, Э.А. Рахия, В.И. Зоф, И.В. Сталин, Г.К. Орджоникидзе. Орджоникидзе вспоминал: «Прибыл я на станцию ночью. Побродив немного, я нашел дом, в котором жил тов. Емельянов. Самого тов. Емельянова не оказалось дома, и жена его послала своего 9–10-летнего сына проводить меня. Мы пошли к озеру, сели в лодку и, переправившись на другой берег, пошли по кустарнику. Я решил, что тов. Ленин живет на какой-нибудь даче. Вдруг мы остановились около сенокоса, где стоял небольшой стог сена. Мальчик окликнул по имени кого-то. Вышел какой-то человек. Он оказался отцом этого мальчика. Поздоровался с ним. Объяснил ему, в чем дело. Думаю, дальше поведет к Ленину. В этот момент подходит ко мне человек, бритый, без бороды и усов. Подошел и поздоровался. Я ответил просто, сухо. Тогда он хлопает меня по плечу и говорит: “Что, товарищ Серго, не узнаете?” Оказывается, что это тов. Ленин. Я восторженно пожал ему руку; тут же оказался тов. Зиновьев, отпустивший бороду и усы (что довольно сильно изменило его физиономию). Пошли разговоры. Через несколько минут Ильич предложил мне поужинать с ним черным хлебом с селедкой. Больше у них ничего не было».