Попутчик - страница 8

Вечерами на привале был слышен глухой ропот его вчерашних соратников. Теперь уже не многие верили в благополучный исход экспедиции.

Днем раньше к ним присоединился какой-то полукровка. Он выплыл из сумерек на отличном скакуне и, представившись Черным Биллом, вызвался провести путников кратчайшим путем. Одет он был как типичный траппер, в деталях одежды проглядывали элементы индейской символики. Видимо поэтому другие индейцы, захваченные во время перехода как шерпы для переноски тяжестей, сразу прониклись к нему доверием.

Сейчас, пользуясь передышкой, индейцы сбились в кучу у костра и с интересом наблюдали, как Билл мастерил что-то из воловьих жил и дерева.

— Джезетт, — сказал один из путешественников, подойдя к фургону предводителя. — Нам не нравится этот новоиспеченный проводник. Тебе не кажется подозрительной его дружба с краснокожими?

— Что ты предлагаешь? — отозвался тот, не вылезая из фургона.

— Я предлагаю не спускать с него глаз, поменьше слушать его дурацкие советы и побольше доверять карте, которую тебе оставил Дункан.

— Если бы карта была такой же ясной, как и морщины на твоем чрезмерно умном лице, я бы доверился ей, как родной маме, — сказал Джезетт, наконец показавшись на свет. — А пока мне хватает слежки за нашими разбегающимися животными. Не теряй время, подойди к костру и спроси этого малого.

Парламентер, разумеется, не послушал совета и направился к кучке таких же недовольных.

— Недоставало мне еще общаться с метисами, — тихо бормотал он.

Тем временем новый проводник смастерил что хотел, и опробовал свою штуковину. Она представляла собой кругляшку величиной с блюдце, с пропущенными через нее жилами, которые, скрутив, он натянул в руках. Кругляк пришел во вращение. Скручиваясь и раскручиваясь, вся нехитрая конструкция издавала тоскливый заунывный звук. Индейцы возбужденно загомонили, вслушиваясь в этот звук.

— Ну и забавы у этих дикарей, — бросил один из путешественников.

Откуда было знать европейцу, что этот нехитрый индейский инструмент уже телеграфировал на многие мили об их гибели. Никто из цивилизованных путешественников не мог предположить, что, вторгнувшись на чужую территорию, они уже подписали свой смертный приговор.

Отроги гор, которые они собирались штурмовать на рассвете, были безраздельными владениями Тхе Си Нуа — грозного божества индейцев, и доступ к ним охранялся лучшими воинами.

Черный Билл, полукровка, был разведчиком во вражеском стане. Он извещал соплеменников о координатах, выражаясь языком цивилизации, нежданных гостей.

Когда окончательно стемнело, кучка шерпов расселась вокруг костра, и старший завел длинную песнь. Из рук в руки кочевала причудливая индейская трубка, и никто из белых не видел сверкающего во мраке блеска неизвестно откуда взявшихся ножей.

— Чего это они горланят, — спросил Джезетт у проводника.

— Так, — отозвался он. — Заклинают богов дороги.

«Едва над землей встанет солнце, — переводил про себя Билл, — и рысь мне расчистит тропу, я выйду охотником смело и выведу своих братьев. В багряном сиянии светила никто не отличит капель крови от капель выпавшей росы, и пусть вражьей влаги будет больше».

Ночной ветер далеко разносил суровую песнь воина. Быть может, ее уже слышали крадущиеся во тьме братья.

Если нога бледнолицего переступит владения Тхе Си Нуа, племя будет покрыто несмываемым позором. Так говорил Красный Лосось.

И только Черный Билл знал, что рано или поздно нога белого человека вторгнется в заповедное место. Это тоже говорил Красный Лосось, но только одному ему и никому больше. Приятно ли быть посвященным в такие тайны? Легко ли знать, что на рассвете все эти люди, среди которых, быть может, был один, знавший его отца, отправятся к своим богам, так и не узнав, почему их постигла эта участь? Билл не задавался такими вопросами. Он мужественно принимал то что есть, и верил в победу. В ту самую победу, которая завтра, быть может, обернется для них поражением, но воля Лосося непреклонна, потому что он маг, жрец, шаман и вождь в одном лице. Он и никто другой общается в племени с богами, а значит — ничего нельзя изменить.