Попытка - не шутка - страница 12

стр.

— Здесь, в селе, должен быть помещичий дом, где же? Его не видно… — обратился Лев Николаевич к ямщику, отрываясь наконец от созерцания этих незатейливых предметов.

— Есть; он вон там, правее будет, у самой речки: вишь, вон где роща-то? Это господский сад, значит, пойдет, а за ним и дом стоит, из-за саду-то его тепериче не видать, — обстоятельно пояснил ямщик. — Так как же тебя везти-то? У Балашева, что ли, пристанете? — спросил он через минуту.

— У него, у него, — поспешил сказать Матов.

Тройка круто повернула налево, в какой-то сравнительно очень широкий проулок, и подъехала к длинному двухэтажному деревянному дому без всякой вывески. На верхней ступеньке довольно крутого крыльца, которое вело прямо с улицы во второй этаж этого строения, стоял в розовой ситцевой рубахе атлетически сложенный, высокого роста старик с гладко расчесанной седой бородой, достигавшей у него почти до пояса. Заслонясь левой ладонью от косвенных лучей заходящего солнца, незнакомец с удивлением смотрел на подъехавшую тройку, пока ее возница проворно слезал с козел.

— Вот гостя тебе привез — постояльца, Микита Петрович, — с поклоном обратился к нему ямщик, очевидно, как к хозяину дома. — Примать?

— Мы гостям завсегда рады, на том, значит, стоим; только вы, к примеру, из каких будете? — степенно осведомился старик у Матова, спускаясь к нему с крыльца и медленно разглаживая правой рукой бороду.

— Здравствуйте, хозяин! Я доктор, — пояснил Лев Николаевич, вылезая из тарантаса. — Мне хотелось бы остановиться здесь на несколько дней, отдохнуть с дороги, так нельзя ли у вас?

Никита Петрович минуту затруднительно помолчал.

— Можно-то оно, пошто не можно, да только мы незнакомых не больно-то любим примать: всякого ведь тут народу довольно ездит… тоже и чиновники, тепериче… — сказал он, несколько замявшись и проницательно оглядывая с ног до головы скромную и вместо изящную фигуру приезжего. — Нам главное, по каким вы таким делам сюда пожаловали?

— Да я просто частный доктор и еду по собственной надобности, — объяснил Матов.

— Так-с… — проговорил Балашов, очевидно, все еще затрудняясь. — А долгонько у нас простоять-то думаете? — спросил он, опять помолчав немного.

— Да несколько дней, не больше, — конфузясь, сказал Лев Николаевич, как видно, не приготовленный к такому подробному допросу.

— Так-с, так-с… — снова протянул Никита Петрович, не зная, по-видимому, и теперь, как ему поступить. — Да делать-то уж, видно, нечего, надо будет принять, коли сюда завез; а только мы, признаться сказать, не больно охочи до всяких-то приезжающих… Ну, кум! Вываливай, что ли, поклажу-то… — решительно обратился он вдруг к ямщику, хотя в голосе его и слышалось явное нерасположение.

Матов тоже стоял в нерешительности, остаться ли ему здесь или поехать искать пристанища в другом месте.

— Да, вот что, хозяин, — надумался он сказать наконец, — но русской пословице, насильно ведь милым не будешь, так уж я лучше проеду куда-нибудь дальше.

Спокойный тон Льва Николаевича заметно сконфузил, в свою очередь, старика.

— Ничего, ничего… пошто и у нас не погостить! Может, ты и хороший человек, кто тебя знает; может, ужо и слюбимся как-нибудь, — поспешил он заключить еще решительнее, но на этот раз уже в самом примирительном тоне. — Пожалуйте-ка в горницу!

Матов охотно последовал за ним на крыльцо, сказав, между прочим, ямщику, чтоб тот вносил вещи.

— Опять тепериче и то надо по правде сказать: господа — народ, не приобвыкший к нашим мужицким порядкам: другой раз и хошь угодить на него, да не потрафишь. Купцы, дак те тепериче не в примере обиходнее… — лукаво заметил хозяин, как бы в свое оправдание.

— Не беспокойтесь, я не взыскателен, — сказал доктор.

— Известно, и у нас хорошие люди стаивали на фатере, да все оно как будто опаску имеешь; тоже и насчет кушанья, тепериче, хлопотно с господами… — продолжал Никита Петрович, видимо стараясь уже вперед выгородить себя на всякий случай.

— И и этом будьте совершенно спокойны, что дадите, то я и буду есть, — окончательно задобрил его Лев Николаевич.

Они вошли между тем в просторные сени, разделявшие весь дом на две отдельные половины.