Попытка - не шутка - страница 15

— Ладно ли погуляли? — с приветливой улыбкой встретил Матова на крыльце хозяин.

— Чудесно; только меня на мосту какая-то собака напугала: так и бросилась ко мне с лапами на плечи, — сказал Лев Николаевич, переступая порог сеней.

— А эвто, должно быть, Евгеньи Александровны, помещицы здешней. Черная?

— Да, черная.

— Ну, ее, значит. Сичас тебе и самоварчик будет готов, — заметил Никита Петрович, отворяя доктору дверь в отведенную его половину, — ужо вот я только наперед свечу подам.

Старик торопливо ушел к себе и тотчас же вернулся с зажженной сальной свечкой, вставленной в отлично вычищенный медный подсвечник. При ее свете Матову прежде всего бросилось в глаза, что теперь его комнаты были прибраны еще лучше, а в углу последней из них он увидел опрятно постланную большую кровать, с периной и подушками, едва не достигавшими до самого потолка. Лев Николаевич посмотрел на них с каким-то комическим ужасом.

— Это вы меня здесь хотите положить, хозяин? — спросил он у Валашева, указывая ему глазами на кровать.

— А што думаете? Не бойся: мягко тебе тут будет, — успокоил Никита Петрович Матова, не поняв его забавного испуга.

— Знаю, что мягко, хозяин, да только я не люблю так спать; вот если бы вы свежей соломы принесли, чудесно бы вышло, — пояснил доктор.

— Што ж! Можно тепериче и эдак сделать; да ты лучше не брезгуй нашей постелью-то: на ней, к примеру, и не валялся еще никто, дочке в приданое излажена.

Балашев как будто обиделся.

— Я и не брезгую, но жарко так спать будет, — возразил доктор.

— Говорится: пар костей не ломит. Ну да ладно; ужо вот дочка перестелет вам как надо, только с самоваром да с чашками управится. Де она у меня там, востроглазая, застряла? — проговорил Никита Петрович и поспешил выйти.

Минут через пять к Матову вошла с чайным прибором на подносе молоденькая девушка лет двадцати, одетая в розовый ситцевый сарафан. Она была такой поразительной красоты, какую можно встретить между простонародьем разве только как весьма редкое исключение. Шелковистые светло-русые волосы, с густой, гораздо ниже пояса, распущенной косой, совершенно бирюзового цвета глаза, немного смуглые румяные щеки и пышные пунцовые губы — все как-то удивительно гармонировало между собой в этой красивой девушке; даже некоторая деревенская угловатость манер нисколько не отнимала прелести у ее роскошно развившихся форм, придавая, напротив, всем их движениям какую-то своеобразную, чарующую грацию. На лице красавицы то и дело мелькала заразительно-лукавая усмешка.

— Здравствуй-ко! — поздоровалась она с доктором, оригинально кивнув ему головой вместо поклона и ставя на стол поднос.

— Здравствуйте! — не вдруг сказал Матов, очевидно, залюбовавшийся ее пленительным взглядом. — Вы не дочь ли здешнего хозяина?

— Дочка.

Она зарумянилась вся как маков цвет.

— А зовут вас? — полюбопытствовал Лев Николаевич.

— По имени-то как зовут?

— Да.

— Авдотьей.

— Ну, так вот познакомимтесь же, Авдотья Никитьевна, — радушно молвил доктор, подавая ей руку, — нам ведь теперь частенько придется встречаться. Прошу любить и жаловать.

Девушка покраснела еще больше, но глаза ее смотрели бойко и без смущения, когда она, не взяв протянутой ей руки и торопливо уходя, насмешливо проговорила:

— Ужо вот дай управиться…

Матов проводил ее глазами до двери. «Какая королева мне прислуживает!» — невольно подумал он, когда через минуту она вернулась с тяжелым самоваром в руках, вся раскрасневшаяся от напряжения.

— Вы, кажется, за ягодами ходили сегодня, Авдотья Никитьевна? — обратился к ней Лев Николаевич.

— Ходила, да мало набрали: Евгенья Александровна помешала.

— Как же так она вам помешала?

Доктор совсем было насторожил уши.

— Да ну тя с разговорами-то! — круто обрезала она его вдруг. — Тятенька вон соломы велел еще сюды принести. Тут-то чего не спишь?

Девушка указала на постель.

— Жарко будет, — отозвался Матов.

— Вишь ты какой прохладный! — улыбнулась она не без насмешки и опять торопливо вышла.

Лев Николаевич принялся хозяйничать около стола, нетерпеливо поджидая ее возвращения; но ожидания доктора не оправдались: перестилать постель явилась толстая, неуклюжая работница, представлявшая совершенный контраст с хозяйской дочерью, которая почему-то не соблаговолила больше показаться в этот вечер приезжему. Дождавшись окончательно переустройства своего ложа, Матов раскупорил привезенную с собой бутылку рома и через работницу пригласил к себе хозяина на чашку чаю.