Порабощенная океаном - страница 5
Я закрываю глаза и потягиваюсь, глубоко вздыхая. Я как раз собираюсь отбыть в поздний послеобеденный сон, когда возле меня громко скрипит шезлонг Эрика.
— Ты чувствуешь запах? — спрашивает он.
Я глубоко вдыхаю и тяну носом. И распахиваю глаза.
— Пахнет… дымом?
— Да, да!
Внезапно он вскакивает в полной готовности, озираясь. Его глаза расширяются, и он быстро отходит от своего шезлонга. Я поворачиваюсь, обеспокоенная, и вижу клубы серого дыма, идущие снизу.
— Джон! — кричит Эрик.
Джон сходит со своего мостика в тот же момент, когда звучит сигнал тревоги яхты. С круглыми глазами Джон распахивает дверь в рубку и бросается вниз. Мы с Эриком прибегаем как раз вовремя, чтобы увидеть, как он открывает проход в задней части яхты. Вырывается густой серый дым, а затем пламя.
— Боже мой, — шепчу я, хватаясь за Эрика.
— Забирайтесь в спасательную шлюпку, — кричит Джон, подбегая к нам. — Двигатель горит. Я недавно ремонтировал его, потому что он капризничал, я думал, что он исправен, мне очень жаль. Это очень опасно, если огонь доберется до газопровода, он взорвется. Мне нужно, чтобы вы оба были в безопасности, прежде чем я посмотрю, что с ним такое.
Без единого возражения мы с Эриком бежим к спасательной шлюпке у борта яхты. Мы садимся и тянем цепь, как указывал Джон, и лодка опускается. Когда мы ударяемся о воду, Эрик использует весла, чтобы немного оттолкнуть нас от яхты. Держась на поверхности воды, широко раскрыв глаза, мы видим Джона со всех ног бросившегося к радиоприемнику. Он вызывает «Майский день, Майский день», и мы оба знаем, что это означает чрезвычайную ситуацию. В двигателе что-то пошло не так, и он, очевидно, горит.
— Разве мы не должны вытащить его с яхты? — спрашиваю я в отчаянии.
— Нет, он знает, что делает, — говорит Эрик, хватая меня за руку.
— Я боюсь, Эрик.
— Все будет хорошо, это, наверное, просто двигатель…
Мы слышим громкий «бум» и затем видим, как дым густеет. Джон бросается вниз, и Эрик быстро встает, крича, чтобы тот остановился. Но он этого не делает. Он спускается ниже палубы, а затем, в самое длинное мгновение, мы ничего не слышим.
— Мы должны вернуться, — плачу я, тоже вставая.
— Нет, — говорит Эрик, сжимая мое плечо. — Если она взорвется…
— Мы не можем оставить его там, он задохнется от дыма!
— Это его яхта, он знает, что делает. Мы не сможем туда попасть.
— Но…
— Если она взорвется, — кричит Эрик, — мы умрем!
— Если мы оставим его там, он умрет!
— Индиго, прямо сейчас ты ничего не можешь сделать. Встав у него на пути, ты только создашь еще больше проблем.
Я опускаюсь на дно лодки, прижав руки к животу, и дрожу. Я так плохо чувствую себя. Как мы пришли к этому? Пять минут назад мы были спокойны и наслаждались днем. Теперь мы сидим в спасательной шлюпке, задаваясь вопросом, что произойдет в следующую минуту.
— Эй, — зовет Эрик, опустившись рядом со мной. — Все будет хорошо. Вероятно, он просто собирается погасить огонь и ждать помощи.
— Он до сих пор не вернулся.
— Он выйдет.
Я встаю, дрожа. Меня учили никогда не оставлять кого-то, и я не могу просто сидеть здесь и ждать. Это не правильно. Возможно, он ранен.
— Я собираюсь пойти за ним, он мог потерять сознание или еще хуже…
— Нет, — говорит Эрик, хватая меня за руку. — Это опасно.
— Я не оставлю его, Эрик! — кричу я. — Это не твой выбор.
Я прохожу вперед, и тогда происходит это. Взрыв. Я как раз хватаюсь за весла, чтобы грести обратно к яхте, когда до нас доносится звук, рвущий барабанные перепонки. Пламя с шумом вырывается из-под палубы, и черный дым наполняет небо. Я знаю, что кричу, и знаю, что Эрик отталкивает меня назад, пока я пытаюсь броситься вперед. Я извиваюсь в его объятиях, умоляя и задыхаясь. Огонь ревет на палубе, и прямо на наших глазах яхта начинает разваливаться. Как может что-то гореть посреди воды? Это безжалостно.
— Пожалуйста, — скулю я. — Эрик…
— Его больше нет, — шепчет он. — Он не мог этого пережить. Индиго, нам нужно отплыть подальше. Если эта штука еще раз взорвется… мы тоже умрем.
— Помощь придет сюда, — бормочу я, дрожа. — Мы не можем далеко уйти.
— Мы должны грести подальше отсюда!