Порочный круг - страница 3

Как бы то ни было, окончилось для незадачливого убийцы эта попытка плохо. Лезвие секиры просто смело со своего пути чуть ли не половину выставленной руки, сжимавшей нож. Словно ветку сухую. Р-раз — и все.

Что и решило исход поединка.

Заверещав почти по-бабьи, незваный гость схватился уцелевшей рукой за окровавленный обрубок, как будто это помогло бы ему сохранить обрубленную конечность. Или заставило отрасти вновь.

Впрочем, и тогда, несмотря на адскую боль, горе-убийца умудрился сохранить остатки былой сноровки. И успел попятиться, отступая перед новым взмахом варварской секиры.

Спасло его это, впрочем, ненадолго.

Еще взмах и еще. Чужак отступал… к большому открытому окну, через которое, по всей видимости, и проник в комнату. И к этому окну Сиградд теперь нарочно гнал его. Направляя все новыми выпадами.

Пока, наконец, убийца-неудачник не уперся задом в подоконник. Тогда, развернув резким движением секиру, Сиградд древком вытолкнул своего противника в окно. Словно от падали какой избавился. От мусора. Или еще от чего-то настолько поганого, что дотрагиваться до него руками и благородным железом казалось святотатством.

Не прекращая воплей боли, несостоявшийся убийца вывалился из окна, как тот же мешок с мусором. С той лишь разницей, что мешки обычно молчат.

— Не видать тебе Небесного Чертога, — проворчал варвар, провожая тело, падающее с высоты в несколько десятков футов, — не пировать до последней битвы. Не в бою ты погиб… не в бою… с оружием в руках. А вывалился из окна как требуха из вспоротого брюха. Верный клинок упустив. Так что Нижний Мир для тебя — самое место.

И вытер окровавленное лезвие секиры краем рубахи.

Но расслабляться было рано. Выглянув в окно, Сиградд приметил маячившую в темноте длинную цепочку огоньков. Неспешно, но неотвратимо движущуюся к бывшему донжону.

Распознать в ней толпу людей с факелами хватило бы ума даже ребенку. И едва ли это было праздничное шествие.

До ушей варвара доносились выкрики, отчетливо слышные в ночной тишине. Не радостные то были возгласы. Не слышалось в них беззаботного пьяного веселья, смеха и песен. Напротив, голоса людей с факелами звучали нарочито грубо, угрожающе.

Было ясно, что они чего-то опасались. Вот и скрывали страх за грубостью, подобно мелким шавкам, что облаивают прохожих даже заведомо больше и сильнее себя.

Видят это, боятся в душе — но все равно облаивают. Именно потому и надрывают глотки. Показать себя и храбрее, и боеспособней, чем есть на самом деле.

Примерно то же делали и люди с факелами. Ну и еще пытались грубыми угрожающими возгласами ободрить друг друга. Такое вот жалкое подобие боевого клича.

А коль так, то появление толпы с факелами лично Сиградд мог объяснить единственным образом.

«Набег!» — пронеслось в его голове, прояснившейся от сна благодаря скоротечной схватке.

Именно так, набег. Хоть дело происходило и не на родине Сиградда, не в диких северных землях. Но в той части мира, где привыкли кичиться своей не-дикостью. Грамотностью, законами. Большим, чем у якобы недалеких варваров, умом.

И все равно главным оставался тот же закон, что и у сородичей Сиградда. Кто сильный — тот прав. А ум пресловутый применять можно по-всякому. Например, сообразить, что набег пройдет гораздо легче, с меньшей опасностью, если перед основными силами послать тихих как пиявки убийц с ножами. Чтобы перерезали горло хоть кому-то из врагов.

Действительно, тупым варварам такое и в головы бы их косматые и низколобые не пришло. Предпочитали сражаться в открытом бою и более-менее честно.

А без этого — как добыть боевую славу? Не говоря уж о том, чтобы попасть в Небесный Чертог. А вечно прозябать после смерти в Подземном Мире не улыбалось ни одному уважающему себя воину.

Так что кого считать недалеким тупицей — был тот еще вопрос. Лично Сиградд глупцом себя не считал. Другое дело, что решения предпочитал принимать без долгих раздумий. Как на этот раз.

«Нужно будить остальных», — смекнул он, отходя от окна.

В коридоре, едва покинув свою комнату с факелом в руке, варвар столкнулся с Освальдом.

Тот был вором, насколько знал Сиградд. По крайней мере, до того, как его спасли от виселицы. А возможно, и продолжал воровать. Только пореже.