Пороховая Луна - страница 23

– Хорошо. Что ж, инспектор, джентльмены, прошу идти за мной, в кают-компанию. Это самое большое помещение на станции, где можно провести встречу и найти какой-нибудь еды, если вы вдруг голодны.

Он повел всех к главному выходу из ангара, рядом с ним шла Лэйн. «Говори только тогда, когда тебя спросят, и чем меньше, тем лучше», – сказал он себе. Снова глянул на Лэйн. Если она сможет хоть как-то воспользоваться своим женским очарованием, быть может, ей удастся сбить концентрацию у этой троицы, заставить их немного расслабиться. Однако сейчас Лэйн была молчалива и холодна, как кусок алебастра, что неудивительно. Обычно он на это внимания не обращал. Если он и остальные члены команды к такому привыкли, то и нынешние гости смогут. Тем не менее Дэкерт мысленно упрекнул себя и решил, что надо будет попозже с ней поговорить. «Тот, кто сумеет в самый нужный момент использовать женские чары, обретет власть над вселенной, – подумал он. – И это явно буду не я».

– Коммандер, позвольте спросить, – заговорил Пэрриш. – Почему половину времени на Луне я провожу в карантинных отсеках, где меня пылесосят и обжигают горелками? Я слышал о соблюдении режима чистоты, но это уже на грани невроза.

Дэкерт снова поглядел на него. Нечесаные каштановые волосы, жиденькая бородка и очки, предмет, которого Дэкерт уже несколько лет не видел. Журналистские привычки явно помогли ему быстро оправиться от перелета из кратера Пири, и даже Лэйн улыбнулась, услышав его вопрос. Наверное, вспомнила времена, когда была такой же наивной. Или просто задала себе тот же вопрос, которым задавался Дэкерт.

«Какого черта здесь делает этот парень?»

– Это скорее вопрос выживания, – начал отвечать Дэкерт, пока они шли по коридору. – Реголит, или лунная пыль, – ничуть не меньшая опасность, чем радиация или декомпрессия. Именно поэтому помещения на станции делятся на чистые и грязные, а на всех шаттлах есть обеззараживающие отсеки.

Он остановился у главного люка станции, ведущего к сердцевине «Ясности-1», пропуская вперед остальных. Всем пришлось пригибаться, чтобы пройти. В трубе шумел хладагент, Дэкерт ощущал сквозь подошвы и прорезиненный пол басовую вибрацию термоядерного реактора. Пэрриш привыкнет ко всем странностям жизни на Луне, если, конечно, здесь хоть сколько-то задержится. Недели тупо повторяющихся процедур, прерываемые мгновениями страха, обостренное восприятие звуков в мире, издревле хранящем молчание, отношение к любому органическому материалу как к драгоценности, начиная с земли в оранжерее и кончая собственной мочой. Пока что пусть хотя бы уважает эти порядки.

– Вы никогда не видели лунную пыль под микроскопом, мистер Пэрриш? Это совсем не та пыль, которую вы сдуваете с голографических кубов там, на Земле. Она колючая, как морской еж, и очень нехорошо взаимодействует с механизмами и электроникой. А еще ее исключительно трудно устранить. Это было проблемой всех лунных поселений со времен «Аполлонов».

– Ведь это проникновение пыли убило русский экипаж в Восточном Море? – спросил капитан Хейл. Дэкерт уже практически забыл, что он здесь: десантник ухитрился оказаться позади всех и двигался, будто призрак, не попадая никому даже на периферию зрения. Дэкерт посмотрел на него повнимательнее. Загорелая кожа, морщины на лбу и в уголках глаз, серо-стальных на гладком лице. Этот человек много времени проводит в поле. Охотник. Интересно, как долго он уже в Воздушно-космических. У них редко бывают загорелые лица.

– Это так, – спокойно ответил он. – И вероятно, это же привело к катастрофе «Проспектора» в 68-м.

Они шли дальше, один за другим, по изогнутым тоннелям станции с их белыми стенами. Пусть сами разбираются, что здесь где, решил Дэкерт. Он не экскурсовод, да и цветовая и прочая маркировки на люках хорошо видны и должны быть понятны. Время от времени поглядывая назад, он увидел, что Пэрриш глазеет на все подряд – на разноцветные кабели, трубы, воздуховоды, торчащие из округлых стен. Такое расположение позволяло инженерам быстро найти неисправности, прежде чем те приведут к катастрофе. Звуки капающей воды, ритмичный шум выпускаемого пара и систем вентиляции придавали станции ощущение некоего живого организма. В тесных, будто утроба, коридорах с трудом можно было разойтись.