Порт - страница 12

По улице Шмидта шли автобусы. Они виднелись только на половину окна, верхняя часть дверей и крыша, будто кузова сами двигались, без колес. Двери открывались, люди выдавливались из них, как паста из тюбика, и впадали в общий поток, который нес их по виадуку к порту, постепенно приближая, расцвечивая в плащи, куртки, косынки, и когда они появлялись из проходной, это уже отдельные люди были, разные, видимые в деталях — до выражения лиц и цвета губной помады. Но общее что-то в них оставалось. Город еще присутствовал в них. Черта, которую они пересекли, еще не стерла с их лиц прежних забот, тревог и радостей. Эти новые лица из-за границы порта особенно Веню интересовали и привлекали, потому что потом, когда он встретится с ними уже как с работниками порта, они будут погружены в дела и обязанности своей второй, иной половины жизни, станут людьми, занимающими свои должности, чьи поступки и мысли будут определены интересами пользы и преуспевания их здешнего существования.

Приток людей через проходную уменьшился. Порт словно глубокий вдох сделал, втянув в себя свежую смену, и теперь задержал на минуту дыхание, ожидая, пока все они дойдут до своих мест непрерывного производства, чтобы потом резко выдохнуть отработавших, усталых и послать их набираться свежих сил.

Погода менялась, ветер стал задувать с моря. Северный ветер не сулил в эту пору хорошей погоды. Где-то там, за Тюва-губой, невидимый циклон уже готовил похолодание, сбивал вместе снежные тучи, раскручивал ветра, а здесь еще было тепло, солнышко светило над заливом. В устойчивый запах рыбы вмешивался чистый древесный воздух бондарного хозяйства, лесопилки; тонкая свежая струя его шла от близкого лесочка.

Веня развернулся и не спеша пошел по этой струйке. А те, кто отработал, быстро пройдя по гулким коридорам, отбивали дробь на ступеньках лестниц, растягивали дверные пружины, и двери уже не успевали закрываться, только мелко ходили в петлях, словно веером обмахивая спины спешащих людей.

Порт живет. Люди питают его своей энергией, и он богатеет, насыщается, строит новые причалы, покупает новые краны и супертраулеры. И такой он уже сложный, большой, многопричальный, что для жизни ему нужны собственные законы, которым должны подчиняться все, кого он кормит. Да и люди уже не способны жить без него, и даже получив временно вольную и вырвавшись на свободу, они не могут избежать его влияния. Дела семейные, отпуска, жилье, бюджет, отдых — во всем он главный участник и советчик. Наверное, только в любовь он еще не проник.

Эти мысли не впервой приходили Вене на ум, пока он шел к своему лесочку, двигаясь против людского потока.

За то время, что Веня провел в порту, много у него знакомых появилось. Чтобы мореходку закончить — надо пять лет. А Веня на флоте — в три раза дольше. Немудрено, что его ровесники и капитанами стали, и механиками, и в разных береговых службах осели.

С ним часто здоровались. Одни безучастно, в ответ на его приветствие, — уже забыть успели, другие приветливо, с каким-то радостным удивлением на лице, словно довольны были, что он все еще в порту и вышел, как бывало, их проведать.

У служивых людей память короткая. Она для них — обуза, мешающая подниматься по этажам. Он и сам иной раз не очень старался попадаться на глаза, сходил с дороги, когда навстречу ему двигался какой-нибудь давний его знакомый в фуражке с золотым околышем и с четырьмя лычками на форменной тужурке. Другие они стали люди, ответственностью облечены, положением и властью, осуществляющей порядок в порту, тот порядок, в который он не вписывался. И потому Веня не винил их шибко, просто остерегался, да и совесть их оберегал, потому что при общении с ним она должна работать «на раздрай».

Таких людей он еще издали узнавать научился. Еще он заметил, что как только поднялся человек вверх на несколько ступенек, сразу начинает у него походка меняться. Даже если ростом не выдался и собой щуплый, все равно шаг у него делается большой, носок наружу развернут и корпус двигается как в строю: правая рука, левая нога.

Как раз и шел сейчас навстречу такой походкой Лешка Крант. Папка под мышкой, фуражка с высокой тульей, туфли на высоком каблуке, и сам он — весь вверх устремленный. Но устремление его было напрасным, папка тут ничего не доказывала.