Порт - страница 6

Далась ей Ольга! Наталья вон по всем статьям ее перешибет — разбитная, фигуристая и холостая, к тому же сама идет в руки. Если уж и ревновать, то к ней. А вот поди ж ты, Ольга ей поперек дороги встала! В цехе подруги были — не разлей водой, а как та сюда перебралась — первый враг. Пойди разбери этих баб. Что-то он слышал такое, была у Ольги в цехе какая-то история, вроде бы с бичом она связалась и стала по судам шастать. Правда это или нет — только здесь про нее никто худого слова не скажет. Да и семья у нее. До того ли ей, чтобы романы крутить.

Ни одна из мыслей не отразилась у Гаврилова на лице. Оно оставалось сосредоточенным.

Вошла Ольга и сменила его. Гаврилов передвинулся на «выход», шагнул к дежурке, не остановив, пропустил два раскрытых портфеля, которые услужливо протягивали владельцы, хотя такой услужливости не любил: надо будет — сам попросит, а если совесть чиста — нечего заискивать. Мимо в дежурку прошествовала Наталья, помахивая связкой окуней, бросила их под стол, к конфискованной водке, небрежно обронив через плечо:

— Отпустила. Знакомый оказался.

— Шибко много у тебя их развелось, — недовольно проговорил Гаврилов.

— Что делать, начальник, все мы люди и у всех у нас есть знакомые, — улыбаясь красивыми губами, отозвалась Наталья.

Гаврилов ничего не ответил, но ее деловитость не понравилась. «Разболталась девушка. Надо ухо востро держать, а то оседлает — не скинешь», — подумал Гаврилов и решил при случае взять ее на крючок, хотя намек понял. Дружок по армии Коля Сизов попросил его прикрыть глаза, когда он будет проносить рокан-буксы. И, как на грех, нарвался на Наталью. Пришлось ей объяснить. Сейчас он подумал, что зря не пошел к машине, наверняка там не все чисто.

Через окно дежурки он наблюдал, как беспрерывно текут два встречных людских потока, чуть замедляясь в проходной, будто уступ преодолевая. Он видел, как к встрече с ним люди готовятся. Одни сбавляли шаг и уверенно тянулись к нагрудным карманам; другие, молодняк в основном, загодя начинали охлопывать себя, будто спички потеряли, и потом, держа пропуск открытым в вытянутой руке, так и входили в проходную; третьи бросали сигареты и застегивались, как перед начальством. Женщины подолгу рылись в сумочках, а если смеялись перед этим, становились серьезными.

Все это было привычно, знакомо и до ломоты в костях скучно. Раньше, чтобы поразвлечься, он любил выбрать дядю посолиднее, с портфелем, и потрясти его как следует. А впрочем, хоть солидные, хоть несолидные, если попадутся, все ведут себя одинаково: вначале права качают, потом унижаются и просят не сообщать; при этом кто откупиться пытается, кто еще чем умаслить. Плавсоставу иногда он прощал. За пять лет работы здесь понял, что безгрешных нет — все несут, но не все попадаются. Хоть батарейку, хоть пакет целлофановый, а когда-нибудь берут. Значит, каждый может быть в его власти.

Так и смотрел он на всех с видом скучающего превосходства, а если ловил на себе строптивый взгляд, говорил вполне корректно: «Пройдите в дежурку».

Ту власть и уважение, которые он получал, облачившись в государственную форму, он относил к своим личным достоинствам, и потому непонятно и унизительно было для него поведение его дражайшей половины. Зинаида в грош его не ставила; вечные подозрения, придирки и какая-то патологическая ревность к Ольге, хотя повода для этого никакого не было. Гаврилов уважал Ольгу как человека: скромная, исполнительная, трудолюбивая — этого ведь не скроешь. Так он и сказал Зинаиде, на что та озлилась и сказала двусмысленно: «Знаю я эту тихоню». Даже то, что у Ольги муж и ребенок — для нее не довод.

«По себе, что ли, судит, стерва?» — вдруг с озлоблением подумал Гаврилов, вспомнив свадебную ночь…

— Отойдите, гражданин, мешаете работать. Я же сказала, что не пущу, — услышал Гаврилов окрепший Ольгин голос и вышел на проход.

Молодой фасонистый парень, весь в джинсе, слегка налитой с утра. В принципе, такого можно и пропустить. Зря Ольга так строжится.

— Девушка, отход сегодня. Ну, забыл я его, че-слово, — напряженно говорил парень, и тянул к Ольге шею, и глаза прищуривал от излишней искренности.