Портартурцы - страница 8

стр.


Все притихли. Из гущи собравшихся вышел белокурый парень. Шаги его звонко прогудели на ступеньках помоста. Он тяжело дышал. Пот крупными каплями выступил у него на лбу. Засучив рукав, парень запустил руку на дно урны и вынул свернутый трубочкой билет. Рука его дрожала.


– Поднимите билет выше и разверните его, – сказал председатель.


Вдруг лицо парня просияло, и он весело, но все же хриплым голосом, крикнул:


– Двести восемьдесят второй!


– Молодец! – шумела публика под дружные аплодисменты.


Подковин волновался. Ему не понравилось поведение Архипова. «Твердым шагом, спокойно, четким голосом», – внушал Тихон себе. Зал снова замолк.


– Скажите ваш номер, – услышал Подковин и взглянул на помост.


Возле урны стоял высокий, кудрявый, в новой поддевке парень. Кисти пояса, которым была опоясана бордовая шерстяная рубаха, болтались у голенища лакированного сапога. Губы рекрута тряслись, и он, захлебываясь от слез, пролепетал:


– Третий-й-й…


– Громче! – кричали присутствующие.


– У него третий номер, – сказал председатель.


– В гвардию молодца!


Парень отошел от помоста.


– Подковин!


«Рыться или не рыться в урне», – думал Тихон, шагая к помосту. Он взял билет с верхнего слоя и быстро развернул его.


– Тринадцатый! – крикнул Подковин.


Раздался громкий, всеобщий смех.


Счастливый номер! Молодец! Не пропадешь! Ей— богу, не пропадешь, – говорили Подковину, когда он спустился с помоста.

2

Вечером, чтобы не слышать причитаний матери, Тихон ушел к Березкиным.


– Ну, что? – в один голос спросили его Варя и ее мать. Подковин остановился у двери и выкрикнул:

– Счастливый!

– Счастливый? – переспросила Варя и, положив работу на стол – она была занята шитьем, – встала.


Тринадцатый, – ответил Тихон.


Брат Вари, Костя, схватившись за бока, громко захохотал.


– Чего разошелся, дурень? – заворчала мать.– Тихон – лобовой, номер у него ближний, не миновать ему солдатчины.


Старуха Березкина отвернулась к плите и подняла угол передника к глазам. Ее сутулая фигура вздрагивала.


– Бедная Евдокия Ильинична… Пойду, к ней.


– И я с тобой, – сказала Варя.


Мать Подковина сидела за столом с заплаканными глазами. Варя подбежала к ней и обняла ее за плечи.


– Ничего плохого не будет. Тихон вернется со службы целехонек.


Ласка девушки успокоила Подковину. Старуха любила Варю больше других подруг Фимы. Все еще всхлипывая, она говорила:


– Бог услышит молитвы матери. Понятно, он вернется… Но сердце человеческое изменчиво. Забыть друг друга недолго…


Варя вздрогнула. Последние слова Евдокии Ильиничны как бы обожгли ее. Ей хотелось крикнуть: «Нет, нет, со мной этого не случится. Я знаю цену любви».

Глава третья

1

В казарме полумрак. Около серых стен, особенно в углах, висела мгла. Было холодно. Лампа, подвешенная под аркой, светила тускло.


Подковин проснулся от толчка в бок.


– Вставай, сапоги надо чистить, – услышал он голос своего соседа.


Откинув одеяло, он сел на койку и взглянул на соседа. Новобранец тер щеткой сапоги, но нужного блеска не получалось.


– Ты надень сапоги и походи. Как только они согреются, потри щеткой.


Было около шести часов утра. Во второй половине казармы еще спали: там были старые солдаты, и забота о сапогах, по-видимому, уже не беспокоила их.


– Письмо бы мне на родину написать, – сказал сосед Подковину, когда с сапогами было покончено. – В деревне я за других расписывался, коли бумага какая приходила. Могу читать написанное, а вот письма не сложу. Недоучился, – тяжело вздохнул парень.


– Поднимайся! – раздалась команда дежурного. – Выходи на поверку!


Казарма загудела. Воздух еще больше насытился запахом прелого сукна и конского пота. Солдатская одежда пропахла лошадьми. У каждого ездового – по два коня, которых он чистит ежедневно.


Новобранцы вышли на середину казармы и построились вдоль нее в один ряд. Одежда на всех была еще домашняя. Лампа скупо освещала их озабоченные лица. Большие красные руки солдат неуклюже висели вдоль туловищ. Подошли дядьки.


– Мотин, почему сапоги не чистил?


У Мотина голенища сапог отпотели: минуту назад он вернулся из уборной.


– Только сейчас, как встал, почистил, – испуганно ответил Мотин.