Портрет убийцы - страница 71

Это уж чересчур, слишком большой риск. Твой отец видел достаточно. И вот одним морозным утром, в пять часов, он едет с Питом Вэрди арестовывать Хантера и вытаскивает его из-под одеял, накрывающих матрац в пятнах от семени на его кровати в гостинице для отпущенных на поруки. Где-то между арестом и прибытием на место задержания у него трескается ребро, он ломает палец, и появляется кровь в моче, которая становится темно-красной. Мне его не жаль, я не роняю по нему слез.

Ты моргаешь. Злополучная Мэгги Мортенсен выбирает мужчину, любого мужчину из выстроенных для просмотра. Он владелец угловой лавки на бульваре Замка, выполняет свой гражданский долг, помогая полиции в их поисках мужчины с ребенком. На следующий день полиция освобождает Винсента Хантера на поруки. Выходит он не один. С ним твой отец, ангел в штатском, следующий за ним на расстоянии ста ярдов, а он входит и выходит из лавок только для взрослых и борделей. Однако теперь он и близко не подходит к школе, парки — анафема для него, и при виде ребенка, идущего навстречу, он переходит на другую сторону улицы.

Мэри Скэнлон держит в руке тряпичную куклу — мужчину с голубыми глазами, с розовой бумажной сосиской, торчащей между ног. Я слышу, как Габриэлла Синклер задает все тот же вопрос, который она, тщательно соблюдая интервалы, спрашивала в течение двух дней. Какого цвета волосы у тряпичного мужчины? Желтые, как всякому дураку ясно. В душераздирающей тишине я снова отрываю взгляд от моего блокнота и смотрю в зеркало двойного вида на Мэри Скэнлон, которая, раздвинув ноги, присела на корточках на ковре перед кукольным домиком, а попка ее находится в нескольких дюймах над полом. «Мэри Скэнлон, Мэри Скэнлон, она присела без трусов». Я никогда не думал, что это сработает — она ведь не сказала ни слова про то, что произошло в тот день. А Габриэлла Синклер утверждает, что мы продвинемся, она неоднократно говорила твоему отцу, что это — единственный способ. Показать девочке полдюжины фотографий, на одной из которых будет лицо Винсента Хантера, значит травмировать ее без надежды привести в норму.

— Коричневые.

Я смотрю на девочку, от одного произнесенного ею слова у меня все внутренности словно проваливаются в бездну. И приходит непрошеное видение: эта курносая девочка стоит, нагнув свое угловатое тельце, завесив волосами лицо, с голой попкой, которую сжимает могучими руками мужчина с коричневыми волосами, без лица. Мой пульс заработал быстрее. Мой безрассудный позорный член зашевелился под чертежной доской.

А Габриэлла Синклер спокойна, как все врачи.

— Темно-коричневые, как шоколад, или светло-коричневые, как хлеб?

Мэри крутит тряпичного мужчину в руках, не поднимает взгляда.

— Коричневые, как у вас.

Каштановые волосы Габриэллы Синклер подстрижены до плеч.

— Волосы у него длиннее или короче?

— Не знаю.

— Постарайся припомнить, Мэри. Я знаю, тебе больно, но постарайся припомнить.

— Нет! Не хочу.

Тупик. Ты моргаешь. Девочка потеряла маму на Рыночной площади. Она стоит, растерянная, среди кипящей толпы. Начинает плакать. Налоговый инспектор Городского совета, направляющийся домой раньше обычного, останавливается и спрашивает, в чем дело. Она говорит со всхлипами, и он понимает, в чем проблема. Он берет девочку за руку, ведет назад, в здание Городского совета, где за ней присмотрят и она будет в тепле и безопасности, пока будут пытаться найти ответственного за нее взрослого. Мужчина тащит плачущего ребенка за руку. У него черные, как уголь, волосы, он совсем не похож на образ, который сложился у меня как художника. Собирается толпа. Происходит обмен мнениями. Граждане задерживают мужчину. Ему еще повезло, что он вырвался с разбитой губой и ноющей мошонкой.

— Покороче.

— Волосы покрывали ему уши?

— Уши у него торчали.

— У тряпичного мужчины торчат, Мэри. А как насчет того?

— У того тоже торчали.

— А как насчет пробора — был у него пробор?

— Не знаю.

— О'кей, Мэри, ты действительно хорошо потрудилась, на сегодня хватит.

И мой угольный карандаш задвигался, зацарапал, покрывая тенями белизну бумаги.

Ты снова моргаешь. Учителя-мужчину в начальной школе отстранили от преподавания с выплатой жалованья — он повинен в том, что обнял девочку во втором младшем классе, у которой умер кролик. В городских публичных банях появились объявления о женских днях, чтобы матери могли привести своих детей поплавать в покое и безопасности. Техникам в фотолабораториях начальство приказывает тщательно следить даже за намеком на детскую наготу.