Портреты гомеопатических препаратов. Часть 1 - страница 41

Его собственное мнение должно быть, всегда было и всегда будет правильным для всего человечества, и он продолжает применять его к человечеству на манер Прокруста.

Мы уже упоминали Достоевского и Фрейда как образцы типичного сознания Lachesis. Они соответствуют картине этого типа и по силе чувства, доходящего, по сути, до откровения. Оба ощущали себя провидцами и на самом деле отважились вступить в неисследованные до того области души, открывая новые горизонты представлений о подсознательном и предвосхищая глубокий интерес двадцатого столетия к психологии. Работы обоих авторов являются своего рода интеллектуальным соблазном и демонстрируют явно побуждающий субъективный стиль, типичный для Lachesis, заставляющий думать, что предлагаемые теории охватывают всю истину, а не просто её какой-то отрезок.

Интеллектуальная сила Sulphur, как хотелось бы напомнить, основывается на аналитической объективности его стиля.

Оборотной стороной портрета этого абсолютиста глубокой веры и убеждений является хронический скептик. Постоянно ощущая две полярные силы внутри себя, этот подтип Lachesis остро осознает свою двойственность и вытекающую из неё нейтральность всего явления. Типичным представителем этой разновидности является Гамлет, чей изощренный ум разбирает и исследует побуждения, действия и идеи в своих страстных нравственно-философских поисках и находит успокоение в относительности всего: «нет ни добра, ни зла, а только то, как мы все это понимаем».

Из-за своей склонности постоянно пересматривать собственные побуждения этот человек может рассуждать примерно следующим образом: «Когда я помогаю своему товарищу, я выгляжу милосердным в глазах людей, но внутренне я собой горжусь. Возможно, я делаю это скорее, чтобы извлечь похвалу, а не из истинной доброты. И точно так же, когда я делаю что-нибудь достойное порицания, то позднее я искренне раскаиваюсь и, следовательно, становлюсь нравственно лучше. Поэтому я не знаю уже, что лучше, — когда делаешь добро и гордишься этим или когда поступаешь неправильно, но раскаиваешься в сделанном». А затем, при новом повороте мыслей: «Однако я действительно не знаю, на самом ли деле я скромен и раскаиваюсь, когда я это делаю, или я только занимаюсь притворством, поступая скромно…» и т. д. Этот замкнутый круг совершенно бесплоден, этот самоанализ бесполезен (психологически он изнуряет) и ведет к тому, что стремления приобретают характеристику своей противоположности и хорошо выражены символом змеи, кусающей себя за хвост.

Таким образом, пациент Lachesis может начать размышлять своим раздвоенным умом, не подвергает ли он себя ненужной печали, создавая себе трудные ситуации или воздерживаясь от разрешений как-то поступать из преданности какому-то высшему идеалу, и не было ли бы у него здоровье получше, если бы он был более эгоистичным и больше бы думал о себе.

Нравственная сумятица и интеллектуальный конфликт едва ли типичны для какого-либо другого конституционального типа. Но когда взрослый человек рассматривает свою религию, призвание или жизненный опыт, сомневаясь в своих идеалах, супружестве или собственных суждениях («возникают внезапные сомнения относительно истин, в которых до тех пор был вполне убежден», Аллен), тогда нужно предполагать патологию Lachesis. Даже люди, не принадлежащие типу Lachesis, часто нуждаются в этом средстве, когда сталкиваются с каким-либо тяжелым разочарованием или переоценкой собственных жизненных путей. Вот почему это лекарство считается средством для «зрелых» людей и почему многие пациенты (особенно женщины) нуждаются в нем в определенный момент в середине жизненного пути.

Для разрешения своих нравственных или интеллектуальных неясностей некоторые индивидуумы начинают придерживаться строгих поведенческих рамок или тщательно ограничивают пределы своих размышлений и истин. Lachesis может разрешить свои нравственные конфликты, отказавшись от интеллектуальной гибкости, эмоциональной податливости, и осознания этого парадокса, не желая признать или осознать то, что расходится с его убеждениями.