Посиделки на Дмитровке. Выпуск 7 - страница 11

На этих прогулках Света рассказывала мне о своих разногласиях с Женей, тонкими трещинами уже лежащими на их отношениях. Исходив положенное время, мы поднимались в квартиру, я сдавала подругу мужу или Раисе Давыдовне и немедленно уходила, несмотря на отчаянные призывы Светки посидеть хотя бы чуть-чуть.

После рождения Лени Сусанна Михайловна переехала в комнату при столовой, а Света, Женя и Леня поселились в «детской». Мне казалось, что нет ничего особенного в том, что Сусанна Михайловна уступает лучшую комнату, теперь уже правнуку. Точнее, тогда мне ничего не казалось по этому поводу, все было само собой разумеющимся. У Светкиной бабушки было трое детей, шестеро внуков и их друзья, еще правнук – и всем надо было помочь по мере возможности.

15. Мы не заметили, как наступили другие времена, – вся страна стала «инакомыслящей». Покатилась волна политических процессов. Одни за другими шли суды над литераторами. Процессы над Даниэлем и Синявским, над Гинзбургом и Галансковым, над Бродским. Информацию можно было получить из самиздата и слухов, распространявшихся, как считалось, со скоростью 300 км/час. Мы стали больше времени проводить в «родительской» комнате, где жили Раиса Давыдовна и Лева; народ собирался послушать литературные и политические новости.

Как-то Света позвонила мне и «велела» вечером приходить: «Приехал Бёлль, будем с ним фотографироваться». Не надо специально говорить о дружбе Левы и Раисы Давыдовны с немецким писателем – она широко известна.

Я позвонила в дверь, ее мгновенно открыл Лев Зиновьевич. Слева, прислонившись спиной к низкой двери чулана, стоял Генрих Бёлль. Было, похоже, что они присмотрели себе переднюю как самое удобное место поговорить в тишине. Лева помог мне раздеться и представил Бёллю сначала по-русски, потом по-немецки: «Это Ирка Сапожникова, моя дочка». Дочка, доца – так Лева называл всех Светкиных подруг на украинский манер. По-видимому, я была пятнадцатая за вечер, потому, что Бёлль засмеялся и что-то сказал на своем языке. Лева ответил, и они опять засмеялись. «Генрих пошутил относительно количества моих детей», – коротко пояснил мне Лева состоявшийся диалог.

Вся квартира была заполнена людьми, началась суета в поисках места и ракурса для того, чтобы всем сфотографироваться. Решили, что наиболее подходящей местом по освещенности будет комната при столовой. Все двинулись туда густой толпой, но я вдруг передумала и не пошла, решив, что это так же глупо, как собирать автографы. Теперь я думаю, что поступила неправильно, потому, что упустила возможность иметь свою фотографию рядом с Левой и Раисой Давыдовной.

Светкины родители не были диссидентами, никогда не изменяли идеологии социализма, считая его залогом братства, равенства и справедливости. Пройдя войну и лагеря, Лева не обиделся на свою страну, но он был человеком совести и чести, убежденным правозащитником, резко выступившим за права осужденных литераторов на свободу выражать свои мысли. Вместе с Раисой Давыдовной они смело подписывали письма в защиту политзаключенных, навлекая гнев властей и угрозу репрессий. Спасая своих друзей, Бёлль прислал им приглашение в Германию на один год. Копелевы уехали туда в ноябре 1980 года с обратным билетом в Россию. Однако через два месяца их лишили советского гражданства, которое вернули только в Горбачевские времена. Раиса Орлова и Лев Копелев были великими гуманистами, патриотами в духе Пушкина и Толстого, но тогда по молодости я этого не понимала.

16. В конце шестидесятых годов Раиса Давыдовна с Левой и Сусанной Михайловной переехала в кооперативный писательский дом у метро Аэропорт. Света осталась хозяйкой в квартире на Горького. Испытывая безденежье при зарплатах врача и младшего научного сотрудника, она приняла решение сдавать одну из комнат. Они с Женей заняли «родительскую», Леню перевезли в комнату при столовой, а «детская» на 6—8 часов в день начала заполняться для занятий с репетитором троечниками и отличниками, жаждущими высшего образования. Репетиторами оказались хорошо образованные физики-электронщики из закрытого Института во Фрязине; постепенно они переходили в друзья дома, и стиль жизни оставался прежним.