Послание Климента, митрополита русского, написанное к смоленскому пресвитеру Фоме, истолкованное монахом Афанасием - страница 3

Но чюдо речеши мнѣ: «Славишися!» Да скажю ти сущих славы хотящих, иже прилагают домъ к дому, и села к селомъ, изгои же и сябры, и бърти, и пожни, ляда же, и старины, от нихже окааный Климъ зѣло свободен. Нъ за домы, и села, и борти, и пожни, сябръ же и изгои — землю 4 лакти, идѣже гроб копати, емуже гробу самовидци мнози. Да аще гроб свой вижю по вся дни седмь краты, не вѣмъ откуду славити ми ся. Не бо ми, рече, мощно иного пути имѣти до церкви, кромѣ гроба. Аще похотѣлъ бых славы, по велику Златоязычнику, то не чюдо, мнози бо богатство прѣзрѣша, славы же — ни единъ, а первое искалъ бых власти по своей силѣ. Но съвѣдый сердца и обистья тъ единъ съвѣсть, но елико молихся, да бых избавился власти. Паки ли по его смотрению а случить ми ся — супротивити ми ся ему нѣсть лѣпо.

Отселѣ, любимиче, отвѣта да не сотворяю ти, но на въпрос твое благоумие понужаю. Нѣсть ли лѣпо пытати потонку Божественых Писаний? Торчивѣ блаженному Соломону, рекущу въ Притчах: «Аще утвердиши к нему око свое, никакоже сравнить ти ся».[2] Уже и Соломон, славы ища тако пишет? Или: «Премудрость созда себѣ храм и утверди седмь столпов».[3] А то, славы же ли ища, пишет? Се бо глаголеть Соломон «премудрость созда себѣ храм»: премудрость есть Божество, а храм — человечьство, аки во храм бо вселися въ плоть, юже приять от пречистыа владычица нашеа Богородица истинный нашъ Христос Богъ. А еже «утвердивъ 7 столпов» — сирѣч 7 соборов святых и богоносных наших отець.[4]

Что же пакы сего Соломона родивый: «яко благоволиша раби твои камение и персть его ущедрят».[5] Да о каменьи ли Бог Отецъ или о персти глаголеть, то коли ми велиши, любимиче, разумѣти камение ти персть? Се бо Богъ Отець о апостолѣхъ глаголет.

Аще ли почитаю Бытийскых книгъ боговидца Моисия: «Рече бо Господь Богъ: Се бысть Адам яко и мы и яко един от нас, и нынѣ да не простеръ руку возмет от дрѣва жизни».[6] Ни ли того почитати тщеславиа ради? Се исперва лукавый враг диавол и человеконенавѣстникъ, не могий никакоже прельстити умна и словесна человека, Богомъ почьщена, но едину от скотъ земных обрѣте себѣ змию съсуд и ходатаицю и тою испустилъ живый глас въ уши Еввы, поушая ю на прострение рукы ко дрѣву разумному добру и злу и на вредное то вкушение. И виждь, кацѣми ти глаголы лстивыи поущает ю, и подвижет ю, и быстру творит на дѣло вкушениа. Глаголет бо к ней: «Аще снѣста от дрѣва, будета, яко Богъ, разумѣюща злу и добру».[7] Жена же, сущи акы немощна, послѣ жь мужьжа бывши, въ равеньство возвыситися хотящи Божеско, абие притече къ древу и вкуси скоро и мужеви дасть.[8] Нъ, увы и моей немощи, моя бо прадѣдняя ми снѣста ми бо и нага быста![9]

И вижь, како ти лукавый уже отскочи, яко побѣду и натрыжненые улучивь, видя обнажены боготканыя одежда. По семь же пакы Господь, глагола къ Адаму: «Се Адам бысть яко единъ от нас»,[10] поруганиа ему образ дая, рекше: «Гдѣ ти бѣ съвѣтъ льстиваго диавола, рекшая ти: “Будета акы Богъ”, се уже не токмо нѣси яко аз, нъ и чьсти моея обнажился еси и смертную язву и суд приимеши, яко земля еси и в землю поидеши», и прочие.[11]

Что же ли мнѣ, брате, Иаковъ и двѣ женѣ его, Лия и Рахаль,[12] иже тако почитати, а не искати по духу! Яко образ имѣа Иаков, въ всѣх благ, якоже бо Богъ двоя люди имѣ, израильтескыя и иже от языкъ, да убо израильтестии людие покров имѣаху на сердци, се же есть, о невѣрѣ прилѣжаху, а еже от языкъ вѣрною облежаху добротою, тако Иаков двѣ женѣ имѣ, Лию убо въ образ израильтескых людий, тѣмь и очима болна бѣ, понеже израильтестии людие покров имѣаху на сердци, и Рахиль, — иже от языкъ людие, того и красну блаженое Писание его глаголет, яко тѣм иже от языкъ людие вѣрною добротою приспѣваху и, Спасу вѣровавше правдою, ис корене исторгоша лесть, образ же сему бяше Рахиль, того ради и отча идолы окраде.[13]

Что ми хромота Иаковля, еда печаль ми, аще храмлет! Иаков бояшеся Исава, брата своего. Дерза убо творя Богъ Иакова, брася с ним, яко «съ Богомъ укрѣпился еси, а съ человеком не можеши». Пакы же образ бяше Иаков Божиа Слова въплощению. Сего ради и стегну ему утерпѣ,[14] понеже Божие естество крѣпчаи человеча естества бяше.