После - страница 4
- Ты сомневаешься... Сомнение - такой же сигнал для души, как боль для тела...
ОДИН подвинул ко мне кружку с кипятком и взглядом указал на хлеб:
- Есть третий путь... и четвёртый, и пятый... Путей много, но дело даже не в их числе...
- Не в числе? - с удивлением повторил я.
- Именно так, не в числе и не в числах, - утвердительно кивнул ОДИН. - Можно выбрать Между, а можно и вовсе пройти свой путь Иначе.
Глава 5
Пелена неба рассыпалась по земле серыми снежными волнами тяжёлого зимнего рассвета.
В порывах ветра снег кружил, словно пепел, и мы, поёживаясь от колючих ледяных лап, спешили вперёд по непроглядной одинокой дороге...
- Мы замёрзнем на полпути! - пересиливая душащий ветер, прокричал своему спутнику. - Надо укрыться и переждать!
- Согласен! - крикнул в ответ ОДИН. - Войдём с тобой в первый же встречный дом!
Вскоре мы увидели сквозь вьюгу вросшую в лёд панельную черырёхэтажку с пустыми проёмами окон.
- Это же руины! Посмотри! - закричал я в сердцах.
ОДИН меня словно не слышал, проскальзывая в средний подъезд; и, появившись через мгновенье, махнул мне рукой:
- Переждём бурю здесь!
Окна на первом этаже оказались целыми, потому что были заколочены с улицы деревянными щитами, отчего комнаты не завалило снегом.
- Посмотри, на кухне есть замечательная печь, а в комнатах можно найти старые книги и кое-что из деревянной мебели.
- Думаешь, если затопить после стольких лет запустения, будет тяга? Мы же досмерти угорим!
- Выбор невелик: задохнуться, замёрзнуть или выжить!
Ворча и чадя, печка ожила, вместе с огнём заполняя пространство спасительным теплом.
Расположившись возле неё, я перебирал сложенные в стопку книги и старые семейные альбомы, потускневшие от времени забытые пластмассовые игрушки.
- Почему, чтобы выжить, мы должны сжигать память?
Я вытащил из альбома помутневшую глянцевую фотографию большой семьи, собравшейся за Новогодним столом.
- Посмотри, как они здесь счастливы! Ёлка, дети с подарками и родители совсем не стары...
ОДИН принял из моих рук фотографию, внимательно рассматривая лица сквозь мерцание печи.
- Или вот, посмотри, книжка! Я помню её!
Отряхнув от пыли цветастую обложку, прочитал название как в первый раз: "Чёрная курица или Подземные жители".
- Интересная? - ОДИН отложил фотографию и взял книгу. - Расскажи, что в ней?
Я оказался не готов к пересказу, хотя сносно помнил сюжет, но составляющие суть детали стёрлись из моей памяти.
- Это книга о мальчике, который хотел всё знать, ничему не учась... О завёрнутом в бумажку зёрнышке познания... О спасении жизни, дружбе и безрассудстве...
Пытаясь вспомнить и подобрать слова, неожиданно для себя сказал:
- После прочтения этой книги долгое время представлял смерть в виде толстой кухарки с ржавым зазубренным ножом...
Воспоминания... воспоминания, как всполохи пламени, рвущиеся из щелей рассыпающейся печи... Пройдёт век, закончится жизнь - что сохранится, останется в памяти? Смерть и спасение, лишения и любовь, отчаянье и надежда, каземат и дорога из драгоценных камней под ногами...
- И все бриллианты, яхонты, изумруды и аметисты оказались ничем, против одного зёрнышка разума.
ОДИН отворил заслонку печи, и горячий воздух ворвался в ледяной склеп, укрывая нас тёплыми волнами.
- Чудак уверял меня, что все наши идеи и представления - только маска, под которой совершается внутри нас бесконечная борьба неведомых нам сил...
- Выходит, мы танцующие на нитях куклы? - спросил, продолжая листать пожелтевший, скукожившийся фотоальбом, перебирать целый мир, в котором люди были не куклами, а живыми людьми. - Или мы посаженные в садки рыбы, что ещё в реке, но уже вне реки... вне времени как такового... да и вне своей жизни...
ОДИН посмотрел на меня и протянул книгу:
- Или сосуды, в которые собираются волшебные живые семена?
Отогревшись, моё тело обмякло и разомлело; я ощущал, что смертельно устал от долгого ледяного пути...
ОДИН что-то говорил о вечности, но вместо его слов я видел кружащиеся языки пламени, и мне казалось, что я стал лёгким облаком, скользящим по бескрайнему голубому небу...
От слов ли говорившего или от слов, написанных в книге, в голове звучали слова и мелькали строки, начертанные как бы золотом по пергаменту: