После смерча - страница 20

Немец утих, повертел головой, посмотрел в утреннее небо и начал закручивать ремень вокруг ветки, сделал петлю, просунул голову и бросился вниз. Громко звяк­нула о битый кирпич пряжка ремня, за нею, цепляясь за сучья, грохнулся на землю фашистский солдат. Рухнул на кучу кирпича по ту сторону колючей прово­локи. Все произошло в считанные мгновения, но кто-то успел сообщить часовому, сидевшему в будке у ворот. Полуживого немца унесли за проволоку.

— Данила Гаврилович,— обратился Роман к дирек­тору,— фриц, видно, свихнулся?

— Похоже, разнесло их своей же бомбой, вот и не выдержали нервишки. Моральные слепцы, поверившие в геббельсовскую пропаганду! А теперь вся вера на­смарку — и тупик. Помню, в сорок первом взйли мы в плен солдата, так он чуть ли не на коленях умолял, что­бы его расстреляли, потому что он, видите ли, изменил своему фюреру. В бою перетрусил, наши матросы и взяли его живьем. И вот теперь то же самое, только с обращением к господу богу.

— А мне жаль его. Когда вы крикнули, ему пока­залось, что это отец зовет его, от смерти спасает. В пар­тизанах говорили, что я был хорошим воином, награж­дали, но врага, который поднимал вверх руки, я не убивал. Иногда, правда, оторопь брала, когда оставался с пленным один на один, но боязнь эта никогда не толкала на крайний шаг — убить его.

Директор погладил свою клинообразную бородку, взглянул на Романа, улыбнулся:

— Я припоминаю твои высказывания при поступ­лении в техникум. Тогда ты говорил, что считаешь себя неучем, проскитавшимся три года по лесам и болотам. Нет, сынок, для тебя это был своеобразный институт. Ты уже тогда всерьез задумывался о предназначении человека на земле. Не зря, видно, тебя хвалили. Не сом­неваюсь, что был ты настоящим бойцом и, как теперь убедился, человеком доброй души. Вот только молод еще и не знаешь, что стоит родителям вырастить сына, а потом вдруг потерять его. Но ты это понял доброй душой своей. Мой сын тоже погиб в бою, мне его орден Отечественной войны прислали.

— Неужели немцы на фронте не понимают, что их песенка спета? — спросил Роман.

— Когда они рвались на восток, то все на своем пу­ти разрушали, а мы вслед за фронтом восстанавливаем, строим. Гитлеровское командование знает об этом и всячески старается скрыть эти факты от своих солдат.

— А какие же выводы делают немцы из того, что мы строим?

— Строить, созидать могут только победители, по­тому что советские люди уверены — наши города и се­ла отвоеваны нами навсегда. Бери, Зимин, свою взрыв­чатку, ребята уже заканчивают латать окно, и пойдем к коробке, которую нам выделил исполком для заго­товки кирпича.

— Вот это дело, а то, признаться, надоело один только немецкие взрывы слышать,— рассмеялся Ро­ман и побежал в подвал.

Вскоре он вернулся оттуда с вещевым мешком, где лежал припасенный им тол. На занятия Роман ходил в солдатской форме и теперь напоминал солдата, готово­го к выполнению боевого приказа.

К стене, предназначенной для взрыва, Данила Гав­рилович и Роман пришли первыми. А за ними привел свою роту Федор, командиром которой его назначили одновременно с назначением Романа комсоргом техни­кума и командиром батальона.

— Мешает нам немного вот этот дом,— показал Ро­ман на многоэтажное жилое здание.

— Что, боишься, как бы и его не задело? Сколько же у тебя тола? — усмехнулся Федор.

Директор сказал, что не знает подрывного дела и потому ничего посоветовать не может.

— Тола хватит, вот только опасаюсь: мало зало­жишь, в стене лишь дыру пробьет. Заложишь больше, стекла из окон у соседей повылетают. Ладно, была ни была! Долбите нишу вот здесь,— показал он рукой.

Роман предусмотрел все меры предосторожности на улице. Расставил ребят даже в подъездах соседнего дома. Когда подаст команду, прохожие будут оста­новлены.

Вскоре Роман попросил Данилу Гавриловича отойти в сторону. Зашипел огнепроводный шнур, и из ниши за­клубился сизый дым. Роман перебежал на противопо­ложную сторону улицы и остановился. Он был ближе других к месту взрыва. И вдруг как рванет! Угол стены откололся и, охваченный тучей пыли, рухнул на землю.