После смерча - страница 4
Мужчина не отходил. Он хотел еще что-то сказать, но тут вмешался Роман:
— Гражданин, ведь вам все популярно объяснили. Поищите себе другую партнершу.
Тот искоса смерил взглядом Романа и, громко пробасив: "Снова, значит, встретились", шатаясь, отошел от стола.
— В чем дело? Я что-то не понял его.
Конечно, не понял,— усмехнулась Надя.— Я здесь никогда не бываю. Мне говорили, что мой бывший муж, Косяк, не просыхает тут от водки и все к официанткам сватается. Так вот это его посланец подходил, а Косяк вон сидит, за столом.
— То-то я обратил на него внимание, когда мы вошли. Еще подумал, знакомый вроде человек сидит. Как же он постарел, опустился, этот Косяк.— Роман, сощурив глаза, смотрел в его сторону.
— Меня упрекали, что это я его довела, хотя мы уже давно разошлись и я отказалась от алиментов. Он оказался неприятным, желчным человеком. Как-то, несколько лет назад, зашел ко мне, я тогда только квартиру получила, и говорит: "Почему же в Минск не сообщаешь? Где же твой раскрасавец ненаглядный?" Имел в виду тебя. И вот наконец увидел нас вместе.
— Как ты думаешь, жалеет он о случившемся?
— Не думаю. Меня он никогда не любил, не было у него ко мне никаких чувств. Считал меня своей собственностью. Ему, видите ли, душа моя нужна была,— ироническая усмешка тронула ее губы.— Но ничего из этого не вышло...
Подошла официантка, Роман подал Наде меню, чтобы заказала ужин по своему вкусу, а сам все не сводил глаз с нее.
"Хорошо и то, что живу с ней вместе на этой земле,— думал он.— Родись я раньше или позже — и мог бы не иметь счастья любоваться ею".
Приняв заказ, официантка, прежде чем уйти на кухню, остановилась возле стола, за которым сидел Косяк с компанией.
— Скажи, Роман, ты все так же по-прежнему любишь музыку? — с мечтательной нежностью в глазах спросила Надя.
— Музыка всегда удваивает во мне чувство жизни, а с тобой — даже утраивает,— мягко улыбнувшись, ответил Роман.— Ты уж, наверно, и забыла мои стихи о танго, посвященные тебе. "Дождь идет" — это танго было спутником нашей юности.
Долго еще они сидели за столом, вспоминали... Но тот тяжкий пласт, что лежал на сердце у них, так и не был затронут. Они, может, посидели бы еще, но тут поднялся из-за стола Косяк. Видно, хотел подойти к ним, но, ступив несколько шагов, зашатался и рухнул на пол. Они оба, не сговариваясь, встали и вышли из ресторана.
Во влажном воздухе тускло поблескивали уличные фонари. Голос у Нади сразу стал как-то звонче:
— Помнишь, как мы ходили по этой улице. Тогда здесь были одни руины.
— Конечно, хорошо помню.
— Я просто не могу спокойно говорить о войне. Надо делать все, чтобы такое больше никогда, никогда не повторилось.
Они шли медленно. Роман бережно поддерживал Надю под руку. Эта встреча с ним всколыхнула, разбередила душу, наполнила сердце радостью, какой-то неясной надеждой. Все, кто ее знал, говорили, что она мужественная. Похоронила мать, отца. Как тяжело одной ни приходилось, все же сумела заочно окончить институт, сдала экзамены в аспирантуру. Держится со всеми всегда ровно, с чувством собственного достоинства. А что же происходит с ней сейчас? Как ни старается быть мужественной, ничего не получается. Все вокруг и в ее жизни изменилось, а она никак не может совладать с собой. Неужели так может быть, чтобы человека, как бы по мановению волшебной палочки, взяли да и вернули в его молодость, сделали таким же неопытным, по-детски послушным — что ни скажи, все сделает. Она встречалась с разными людьми, сразу же распознавала ограниченных, угадывала, с какими намерениями тот или иной подходил к ней, и давала должный ответ. А он, Роман, именно тот человек, в котором ей, такой независимой и гордой, нравится абсолютно все. И вот сейчас идет с ним под руку по центральной улице города, не прячет глаза от знакомых. Может, в этом сказывается ее внутренняя культура? А может, это радость возвращения в давно минувшее, хотя и тяжелое, очень сложное время? Так ведь нет же! Она просто оттаяла душой, она чувствует себя пусть наивной, но такой счастливой семнадцатилетней девчонкой.