После вечного боя - страница 12
Но плюнул он в неверное лицо
И снова подцепил носком яйцо.
Раздался легкий гром или смешок.
И вот уже скакнул ему на ногу,
Скорлупки отряхая, петушок.
— Кукареку! — и шасть через дорогу
Под красное высокое крыльцо.
А на крыльце красавица стояла,
И яблоко в одной руке сияло,
Бросая отсвет на ее лицо.
Ой, не звезда во мраке побежала,
То яблоко заветное упало
И покатилось…
Молодец нагнулся:
Туманный след за яблоком тянулся.
Он проследил глазами до крыльца
И выше: ножки! Платье не пуская,
Рука лилась, свободно повторяя
Полет бедра. Шел пламень не мигая
По голубиной груди — до лица.
Красавица зарделась: отпусти!
Душа рванулась, словно ветер в поле,
Душа вольна, но с места не сойти.
И ноги заплясали поневоле.
Пропел петух.
Не слышала она,
От взгляда молодецкого пьяна.
Когда пропел петух на третий век,
Очнулась.
— Где ты, добрый человек? —
Ан след его дымит разрыв-травою.
— Итак… — хитро мигнул скелет герою.
— Продолжим разговор, — тот произнес,
Пустой стакан поставил пред собою.
Но оглянулся: за его спиною
Открылась дверь —
и прогремел вопрос:
— Где Чистяков?
— Я здесь.
— Изволь жениться! —
Пред ним стоял багровый человек
С коричневым рубцом от черепицы
И мрак метал из-под набрякших век.
— Фу, фу, старик! Ты кто?
— Отец Аи,
Иван Ахримчик! — хвать одной рукою
Героя за плечо, а стул — другою
И тут же сел:
— Со мною не шути!
Аи — моя двенадцатая дочь,
А ты моя двенадцатая мочь!
Налей вина за милое словцо.
Чего разинул рот — заедет бричка!
Видал, как ты по улице яичко
Катил.
Моя гулена на крыльцо
Шмыг с яблоком. «Назад!» — кричу из дому,
Послушалась… Но что за оборот:
Глядит не так, садится по-другому,
Насупил бровь — меня не узнает.
Окстился я от энтого удара
И кликнул свояка-ветеринара:
«А ну проверь, ученый человек!»
Он поглядел: «Поимка дорогая.
Лови героя…»
Вот напасть какая!
Налей еще вина!
Ни в майский снег,
Ни в молодость лихую я не верю.
И написать по случаю готов
Трактат по уловлению зятьев.
Их у меня одиннадцать… За дверью
Я первого настигнул бегуна,
Второго из раскрытого окна
За помочи стащил:
«Куда?» — «На юг!» —
«Побойся бога, Петя!» —
«Недосуг!»
Такого петуху я не спустил
И воротил в родительское лоно
Заместо понесенного урона.
Не знаю, чем я третьего смутил —
Махнул он против солнца на Восток,
Однако на распутье трех дорог
Замешкался: не знал, куда бежать.
Настиг я шатуна… Четвертый зять
Вильнул ногой. Я кинулся искать,
А негодяй на дерево взобрался,
Да не сдержался, плюнул на меня.
Я дерево срубил — и он попался
За хитрость! Пятый зять средь бела дня
Сбежал под землю. Соловья такого
Я выволок из люка городского,
Где он сидел, как в золоте, в дерьме
И горизонты размыкал в уме.
Шестой со страху в муравейник влез
И по кусочкам расползался весь.
Я вытащил на свет, полуживого:
«Женись!» Согласен. Глянул: нет седьмого!
Он в клетку сиганул, а в клетке львица
Со львом. И лев, конечно, удивился:
«Фу, фу!
Откуда русским духом пахнет?» —
И пасть раскрыл…
С тех пор мой зять и чахнет.
Стал намекать восьмому — ни фига!
Бултых в бутылку, но одна нога
Торчит снаружи.
Тут его, мерзавца,
Я за ногу и вытащил, как зайца.
Девятый объявил, что жаль ему
Терять свободу,
и сбежал в тюрьму.
Такое свинство вовсе непонятно,
И я судом вернул его обратно.
Гляжу: пропал десятый зять — матер!
Прыжком лосося хлоп через забор.
Ищу-свищу, без толку спотыкаюсь.
По странности в мертвецкую забрел —
А он лежит врастяжку, бос и гол,
Да, видно, заскучал — поскольку палец
Стоит до потолка, ужо постой!
За этот палец и привел домой,
Хотя люблю разымчивое слово,
По воле мне всегда не рассказать.
В глазах рябит: один резвей другого.
Но фору дал одиннадцатый зять.
Сидели мы за свадебным столом,
И вдруг моя старуха хохотнула.
Глядь: зятя нет!
«Чему смеешься, дура?»
Смеется пуще. Что-то в смехе том