После вечного боя - страница 14
Стакан был пуст, но пил он из него.
Позарился Ахримчик, как ни странно:
— Дай отхлебнуть из твоего стакана!
— Ты слишком слаб и пей из своего! —
Прошла неделя… Видит бог, прошла,
Но не дошла до нашего стола.
Сарынь на кичку!
Дом гулять пошел
По комнатам, а стены — через стол.
И встретила под окнами рассвет
Уступчивая русская беседа:
«Опохмелиться б надо». — «Водки нет».—
«А спички?» — «Есть».
— «Так подпалим соседа!»
И расходились гости удалые…
— Не поминайте лихом, дорогие!
Однако лихо кончилось мое,
Пора повесить доброе ружье! —
Примолвил тесть, очами поводя,
А на стене — ни одного гвоздя.
Был сатана об эту пору весел
И выставил свой палец из стены.
— Прекрасный гвоздь, и нет ему цены! —
Сказал Ахримчик и ружье повесил.
Заторопился Франсуа Рабле.
— Куда? Али не густо на столе?
— Пора домой! Во Францию. Толкни!
— Ну коли так, учитель, извини! —
И поклонился молодецкий взгляд,
И метру дал пинка под самый зад.
И метр летел от этого поклона
До самого родимого Шинона.
Ахримчик молодому, как известно,
В день свадьбы подарил пустое место.
Прошелся по участку Чистяков,
Плевком достал до самых облаков,
Вторым плевком — до самого заката:
— И правда, это место пустовато.
Тут не хватает яблони… На юг!
…На станции с названьем «Мы гуляем»
Я встретил Чистякова с попугаем.
Итак, поэма описала круг.
Но дальше.
Поезд был, как видно, скорый,
Проснулся Чистяков и видит: горы!
— Куда я еду? — пал он с верхней полки.—
И где мои родимые проселки? —
И с нижней полки отвечал сосед:
— Мы на Кавказе, где проселков нет.—
Кавказ открылся взору Чистякова,
Он возмутился:
— Ну и поезд, друг!
Тут даже полки едут бестолково:
Одна на Север, а одна на Юг!..—
Шашлык шипит под вечными снегами,
Да вон стоят и четверо с деньгами.
Никак узнали! Вон его жена!
— Аи! Аи! — позвал он из окна.
— Иа! Иа! — осел его поправил,
Но мало удовольствия доставил,
Поскольку дал понять со стороны
Ослиный образ в имени жены.
— Дорогу! — обезумел Чистяков
И горы растолкал — и был таков.
Пришел домой — ногами полон рот.
Ахримчик не открыл ему ворот.
— Не минул день, а полночь на Руси.
Почто один?
— Ты у осла спроси.—
Осел молчал.
Догадка посетила
Ахримчика: — Тебя, никак, замстило!
Так, говоришь, их четверо?
— Не знаю.
Однажды я их видел ввосьмером.
— Ну погоди!
Ужо пересчитаю! —
И кинулся Ахримчик за ружьем,
И с пальца хвать, а палец обкрутился
И показал ему огромный шиш.
Но этим русский глаз не удивишь.
— Следи за домом! — крикнул тесть и скрылся.
Зять заскучал, в постылом доме тесно,
И кинул семя на пустое место.
— Коль нет стены, о ветер обопрусь,
Коль нет жены,
так яблока дождусь! —
Вот из земли открылся на Восток
Приземистый уродливый росток,
И ногу об него сломал прохожий,
Сбежалась любопытная толпа.
— На яблоню как будто не похоже…
А что Кавказ?
— Пальба идет, пальба.
Загнулся попугай у Чистякова,
Да и гаданье было бестолково:
Мерзавец оказался просто слаб,
Из семечка-то вырос баобаб!
То не былинка в поле расшаталась,
То не дубинка в роще размахалась,—
Пригнал Ахримчик тучу воронья,
Но был один и даже без ружья.
Налил вина — как в зеркало взглянул.
— Иван, ты сдал! — и глубоко вздохнул.
— И я! — внезапно проревел осел
И этим впечатленье произвел.
Победный тесть не превозмог такого
И умер на руках у Чистякова.
И вырос из его могилы перст,
Как некий знак любвеобильных мест.
Он виден был за тридевять земель,
И обвила тот палец повитель.
«Иван Ахримчик» на могильном камне
По времени размыло облаками.
Осталось только вечное «ИА» —
Апофеоз ревущего осла.
А что Аи?
Она пришла, поверь.
Она вошла, не открывая дверь.
— Ну, погуляла, ты меня прости.
Зато есть баобабы на Руси.
— Сменись на Анну! — было ей прощенье,
А может быть, и выше — воскресенье!
* * *
Рабле, когда к тебе я обратился,
Ты мне швырнул Аи, и я напился.
Я вызвал тень твою — и побежден
Но я сражался — у твоих знамен!
ТЬМА
(Байрон)
Я видел сон, он не совсем был сном.
Погасло солнце яркое, и звезды
Едва блуждали без лучей и цели