Последнее совпадение - страница 6

— Меня ничто не шокирует, — хмыкнул Сол, — хотя ты оказался недалек от истины.

— Непредсказуемость — мой конек. Итак, из всего тобою сказанного, я делаю вывод, что мистер Линвилл влачит жизнь отшельника и философа.

— Не верь, если кто-нибудь скажет тебе, что ты в ладах с родным языком, — съехидничал в ответ Сол. — Даже я не сказал бы лучше. Как бы то ни было, наш герой обычно проводит в «Моргане» часа по три кряду поздним вечером, после чего перемещается в Гринвидж-Виллидж или в Сохо. Пьет умеренно, главным образом скотч, но если порой случается перебрать, то может и потерять над собой контроль и дать волю рукам. Правда, драчун из него неважный. Во всяком случае, несколько месяцев назад, затеяв драку в «Моргане», Бартон Линвилл получил изрядную нахлобучку. Правда, главным образом пострадала его гордость.

— Ты просто кладезь познания, Сол. Я поражен.

— Еще бы. Могу порассказать ещё кое-что, если ты способен на пару минут оторваться от своей драгоценной «ай-би-эмки».

— Ради тебя я готов даже на эту жертву.

— Очень тронут. Так вот, наш принц служит — точнее числится — в холодильной компании своего папаши. Служба — чистейшей воды синекура, и юный отпрыск палец о палец не ударяет, чтобы получить жалованье от своего старика.

— Не парень, а сущий клад!

— Это точно. Что ж, будем считать, что благих дел с меня на сегодня достаточно. Пока, Пинкертон, я поскакал на Лонг-Айленд.

Я не успел даже проквакать что-нибудь благодарственное, как трубка запикала.

Я прошагал к полкам, на которых мы храним подборки «Таймс» и «Газетт» за последний месяц и, прихватив наудачу стопку «Газетт», вернулся на свое место. Ясное дело, интересующая меня заметка оказалась в номере на самом дне кипы. С фотографии на меня смотрела ухмыляющаяся физиономия облаченного во фрак Франта Линвилла, которого засняли во время какого-то благотворительного ужина на следующий день после задержания по случаю превышения скорости на Гранд-Сентрал Парквей. В заметке его называли «разудалым светским ухарем-гулякой», а сам Линвилл в интервью репортерам, заявил следующее: «Из-за чего сыр-бор-то? На такой машине летать надо, а не ездить. Тем более, что я был трезв как стеклышко. Я потребовал, чтобы меня проверили, и вот — как стеклышко! Да я, черт побери, лучше свою тачку на скорости в сотню миль[4] держу, чем любой из этих козлов на сорока пяти!»

Затем я позвонил Фреду Даркину, частному сыщику, к услугам которого мы с Вульфом прибегаем в тех случаях, когда занят Сол, или когда Солу требуется подмога, или когда дело не слишком сложное. Фред, коренастый крепыш ростом пять футов десять дюймов — отнюдь не дурак, но звезд с неба не хватает. Зато он храбр, честен и надежен, а эти три качества (в моих и Вульфа глазах) с лихвой компенсируют все, чего ему недостает по части шевеления извилинами. Я знал, что в последнее время Фред частенько простаивал без дела, поэтому ничуть не удивился, застав его дома (Фред жил в Куинсе) в те часы, когда большинство двуногих вкалывают, добывая себе хлеб насущный.

— Что, мистер Вульф предлагает работу? — оживился он, не дослушав моих приветственных излияний.

— Не мистер Вульф, а я. Наружная слежка, по твоей обычной таксе.

— Я готов, — выпалил Фред. — Хоть сию минуту.

— Начнешь прямо с сегодняшнего вечера. Возможно, работа займет несколько вечеров.

Я сразу ввел его в курс дела. Про Линвилла Фред ничего не слыхал, зато знал, где расположена «Моргана». Мы уговорились, что до шести вечера (а именно в это время Вульф спускается из оранжереи) он заедет ко мне за газетной фотографией. Фред, насколько я его помню, всегда тушевался в присутствии Ниро Вульфа. Правда, на сей раз нанял его я, а не Вульф, а чем я занимаюсь в свободное время — это мое личное дело.

Как-то раз один наш клиент, служащий сталелитейной компании по фамилии Хазлитт, признался мне, что считает ужин за столом Ниро Вульфа исключительным событием своей жизни. Не сомневаюсь, что мистер Хазлитт выражался искренне, хотя сам судить объективно не берусь, ведь я сиживал за столом Его Пузачества столько раз, что совершенно не представляю, какие чувства испытывает человек, впервые пересекающий порог нашей столовой.