Последнее танго в Бруклине - страница 19

– Понимаете, я одно время состояла в добровольном обществе, которое нанимает машину и развозит бездомным завтраки. А потом мой доктор начал книжку свою писать…

– Это ваш друг, доктор, то есть?

– Ну да, а я ему стала помогать. Короче, ни на что больше не оставалось времени. И я из-за этого ужасно мучилась. Особенно из-за того, что бросила тех, кого регулярно опекала. Они у меня… ну, не как все. У них свои понятия о том, как с жизнью надо справляться, хотя вам, возможно, покажется, что очень уж странные понятия эти.

– Что значит – справляться? Они же бездомные, так?

– Вот потому для них самое главное и есть – справиться, выжить. – Она взглянула на него очень серьезно. – А бездомным ведь каждый может оказаться, разве нет?

– Не знаю… не могу сказать.

С минуту она молчала, потом тихо выговорила:

– А у меня отец так вот и умер, прямо на улице.

Бен полуобернулся к ней. Она смотрела прямо перед собой, поглощенная своими мыслями. Что-то ему подсказало: не надо ее расспрашивать, он ведь и сам ценит тех, кто способен проявить деликатность. И Бен предпочел переменить тему.

– Бруклин хорошо знаете?

– Да видите ли, я и на работу, и с работы поездом, так что тут много не насмотришься.

– Тогда давайте я вас покатаю по живописным местам. Буду вашим чичероне, ладно?

– Вы и по-итальянски понимаете?

– Когда в морской пехоте был, мы стояли в Салерно.

– Ну и замечательно, – опять эта ее загадочная улыбка.

Бен обрадовался, что она, кажется, снова в хорошем настроении.

– Все равно, лучше Бруклина ничего в целом мире нет. У нас тут что угодно найдется, только назовите: русская мафия? – есть, хасиды? – тоже есть…

– Ах да, жутко они выглядят: пальто до пят, черные шляпы…

– А самый из них жуткий – это рабби Шнеерсон, ему девяносто лет уже. Удар его хватил, он и говорить-то не может, но все равно хасиды считают, что он мессия. Вот и пойми.

– А помните, какой шум недавно поднялся, когда раввин на машине сбил какую-то черную девочку, маленькую совсем?

– Конечно, помню… Глядите, вот тут как раз их центр. Видите вывески? «Похоронное бюро Каплана». «Мемориальная часовня Ярмольника». В Бруклине как раз по вывескам надо ориентироваться, сразу все становится понятно.

– Тогда, получается, мы теперь в Мексику заехали, – Эллен указывала на вывеску, гласившую: «ЗАЙДИ К МОЙШЕ. Лучшая текилья в городе». – Ага, а вот Французский квартал, – со смехом продолжала она, – или, может, Гонгконг. – Теперь ей попалась такая вывеска: «Китайский ресторан Вон Суна. Кошерные блюда».

Бен расхохотался.

– А теперь, воздавая должное вашим сородичам, давайте по этой эстакаде поедем в Бенсанхерст и там по Стиллуэлл прямо к океану.

– Не хотела этого вам говорить, Бен, но мне нет надобности смотреть, как живут итальянцы, и так знаю.

– Нет, как они в Бруклине живут, не знаете.

– Ну хорошо. – Ей явно нравилась эта незапланированная экскурсия.

– А знаете, где мы сейчас? – Они проехали забегаловку, на которой было написано «Ван-Хулиган. Лучшие китайско-итальянские закуски в Бруклине». Да, изобретательный парень этот Ван.

– В Чайнатауне?

Бен со смехом повернул туда, где начинался квартал прилепившихся друг к другу домиков с лужайками размером в почтовую марку, на которой, однако, обязательно оказывалась какая-нибудь непропорционально большая гипсовая статуя. Чаще всего попадались лебеди, за ними шли львы и розовые фламинго, но изображений Девы оказалось столько, что про всю эту живопись пришлось просто забыть.

– У нас в Амстердаме Деву тоже часто перед домом ставят, но чтобы такое…

– Я же вам говорил, Бруклин место особенное. Или возьмите тот же Кони-Айленд, я там уж сколько лет не был, но ребенком таскался туда все время, и для меня это был волшебный мир, особенно Парк аттракционов.

– Так мы как раз туда сейчас и направимся!

– Правда? А русские горы все еще на месте?

– Конечно, только они совсем разваливаются.

– Ой, как интересно. Обязательно Милту про это расскажу.

– А кто это – Милт?

– Мой лучший друг. Мальчишкой он был не из самых храбрых, а уж аттракционов боялся, как огня. Но у нас считалось так: пока на русских горах не покатаешься, ты не мужчина. И Милт, наконец, тоже решился, а я с ним вместе в кабинку сел.