Последнее волшебство. Недобрый день. Принц и паломница - страница 10

Но я напрасно за нее беспокоился. Игрейна всегда умела держаться с достоинством, а став женой Утера, она окружала себя всей возможной пышностью – быть может, именно потому, что брак этот был заключен при довольно сомнительных обстоятельствах. Когда я давеча осматривал дом аббата, это было простое скромное жилище, чистое и сухое, но лишенное какого-либо роскошества. И вот теперь, за несколько часов, слуги преобразили его в богатое королевское обиталище. Голые каменные стены были завешены алыми, зелеными и голубыми полотнищами, а на одной висел великолепный восточный ковер, привезенный мною в подарок из Византии. Дощатые полы белели, тщательно выскобленные, в камине полыхал жаркий огонь. По одну сторону от него стояло кресло с высокой спинкой и шитым разноцветной шерстью сиденьем, а у подножия – маленькая золоченая скамеечка. Против этого кресла, по другую сторону от очага, стояло второе, тоже с высокой спинкой и с резными подлокотниками в виде драконьих голов. Ярко горел светильник – бронзовый дракон о пяти головах. Дверь в строгую аббатскую опочивальню стояла распахнутая, и внутри виднелось высокое роскошное ложе под голубым покрывалом, мерцающим серебряными кистями. Несколько женщин, две из них совсем юные, еще хлопотали в опочивальне и возле стола в первой комнате, накрывая к ужину. Пажи в голубом сновали взад-вперед с блюдами и графинами. У камина, греясь, растянулись три белоснежные гончие.

Я переступил порог, и сразу замерли суета и разговоры. Все взгляды устремились в мою сторону. Юный паж с кувшином вина остановился, не добежав до двери, и выпучил глаза так, что сверкнули белки. У стола кто-то со стуком уронил деревянный поднос, и псы набросились на рассыпанные пироги. Стук когтистых лап по половицам и лязг жующих челюстей одни только слышались среди всеобщего молчания. Да еще в очаге гудел огонь.

– Добрый вечер, – приветливо произнес я, входя.

И, только ответив на реверансы дам и проследив за тем, чтобы мальчик-паж поднял с пола поднос и пинками прогнал псов, я позволил распорядителю с поклоном провести меня к очагу.

– Ее величество… – начал было он, но все глаза уже обратились к внутренней двери, и гончие, изогнув спины и виляя хвостами, засеменили к своей хозяйке, входившей в зал.

Если бы не эти три пса и не присевшие в низком поклоне придворные дамы, можно было бы подумать, что мне навстречу вышла аббатиса здешнего монастыря. Облик вошедшей являл такой же разительный контраст богатому убранству помещения, как самое это убранство – убогому монастырскому подворью. Вся с ног до головы в черном, лишь на голове белое покрывало, концы которого заброшены за плечи и мягкие складки обрамляют лицо. В разрезах пышных черных рукавов просвечивает серая атласная подкладка; на груди – сапфировый крест. И больше ничем не нарушалось единообразие ее сурового черно-белого траура.

Я давно не видел Игрейну и был готов обнаружить в ней перемену. И все же вид ее меня поразил. Красота оставалась при ней – в изящных линиях, в огромных темно-голубых глазах, в гордой царственной осанке. Но былая грация уступила место величавости, а кисти и запястья прискорбно истончились, и под глазами лежали тени чуть ли не синее самих глаз. И не меты возраста, а эти знаки, слишком очевидные для врача, – вот что меня в ней поразило.

Но я прибыл сюда как принц и посланец короля, а не как лекарь. Я ответил улыбкой на приветливую улыбку королевы, склонил голову к ее руке, а затем подвел ее к мягкому креслу. По знаку королевы пажи подбежали к псам, взяли их на поводки и увели. А она уселась в кресло и расправила складки платья. Одна из юных придворных дам подвинула ей под ноги скамеечку и, сложив ладони и опустив веки, осталась стоять за креслом госпожи.

Королева повелела мне сесть. Я повиновался. Принесли кубки с вином, и над ними мы обменялись обычными приветствиями и любезностями. Я справился о ее здоровье, но лишь из вежливости, хотя по моему лицу, я знал, она не могла догадаться о том, что мне открылось.

– А что… король? – спросила она наконец, произнеся это слово как бы через силу, со скрытой болью.