Последнее восхождение - страница 20

Первым, из дверей показался Александр, и тут же бросился к ним на встречу, крича:

– Людмила! Джириш с другом у нас в гостях.

Потом в дверях показалась стройная, изящная фигурка, увидев которую, Матвей на секунду замер, может, в этом виноваты были наступающие сумерки, углубившие тени вокруг и так больших глаз, и придавшие очарование припухлости крупным, чётко очерченным, прекраснейшим из желанных губ. Девушка замерла в дверях и только пристально смотрела, как её брат бросился с объятиями к их спасителю от бандитов под Пятигорском. Так она и простояла на крыльце, лишь сделав несколько шажков им навстречу, но оставаясь на широкой площадке крыльца.

Девушка подождала, пока Александр перестанет восхищаться посещением их не обычными гостями и пересказывать, как они добирались с Кавказа в Рязань.

– Здравствуйте, Джириш Кумар! Я очень рада, что Вы с вашим другом решили проведать нас в нашей усадьбе. Вы как раз успели к нашему скромному ужину! – мелодичный голос почти не выдавал волнения юной девушки, лишь жилка, бившаяся на шее, у края белоснежного кружевного воротничка, охватывающего её нежной лентой, и образующей планку на груди.

Наступившую тишину нарушило лишь взволнованное дыхание Александра да треск цикад вокруг поместья.

Матвей сосредоточился на своём поведении и постарался придать голосу вежливое спокойствие обращения:

– У меня есть несколько вопросов после того, как я получил от вас этот «браслет», – кивком головы он показал на играющий разными красками цветов браслет на своей правой руке.

Людмила невольно поднесла узкую ладошку к губам, увидев произошедшие изменения с её подарком, ибо браслет на её левой руке оставался всё в той же инертной форме, узоры и эмаль ничуть не изменились, оставаясь обычно материальными.

– Хорошо! Давайте, после ужина вы расскажите, как получилось такое красочное преобразование с вашим браслетом, а я раскрою вам тайну того, как произошло нечаянное соединение руки с этим браслетом. – Людмила скромно улыбнулась, показав белоснежные, ровные зубы, приподняла левую руку, открыв чеканную структуру своего браслета.

– А Ваши вещи? Вы прибыли пешком? – воскликнул обескураженный Александр.

– Мы всё оставили на дирижабле, чтобы не затруднять ваших слуг. – Кратко пояснил Матвей. – Да и не обращайте внимания на моего спутника, у него обет.

Матвей с интересом рассматривал дом Людмилы. Слуг было немного, все добротно одеты, держатся с достоинством. «Похоже на наёмных рабочих, а не затюканных слуг», – отметил Матвей. – «Работы выполняют споро, и не заметно для окружающих, это он мог судить по приведённому в порядок журнальному столику, с закладками в разных журналах. Подняв из любопытства один журнал, сделал вывод, Матвей, – «видимо, Александр интересовался».

Заметив его взгляд на журналы, Людмила почему-то смутилась.

«Статьи о повышении урожайности зерновых, но попадаются и о карточных мошенничествах», – пришёл ответ от Михайлы.

На ужин подали запечённую с грибами утку, разные мясные нарезки, чуть меньше сырных нарезок. Ужин проходил в молчании, не считать же замечания о погоде – разговором.

После чая, когда образовалось естественная пауза, непосредственный Александр, с затаённым, но проявляющимся в мимике и интонациях, замешательстве и некоторой растерянности, рассказал. О соседе.

Их сосед, служит в столичной лейб-гвардии, ротмистр, князь, из младшей ветви Аракчеевых, устраивает приёмы, на которых очень весело, хороший оркестр, танцы, а для лиц более солидного возраста игра за карточными столами, вот жаль, что его, по возрасту, туда не допустят, а то он бы отыграл…

– «Да, ситуация»! – подумал Матвей. Но тут его внезапно привлекло напряжение, передавшееся ему от Гилири каким-то, сверхъестественным чувством. И это, несомненно, вызвано было следующим.

В резко установившейся тишине, неожиданно, выпорхнула перед Людмилой, Матвей не понял сразу что это, похоже на большую пластиковую ручку и одновременно, на кубинскую сигару, причём, не издавая никаких звуков. А там, где у пластиковой ручки был бы выход стержня, выходил, небольшой, около трёх миллиметров в диаметре, раскалённый до малинового цвета, в чём не было никакого сомнения, тоже стержень, но явно не для письма, он больше напоминал высунувшийся на два, три миллиметра, конец стилета.