Последние Романовы - страница 51

стр.

Валуев усыплял его угодливостью, безграничной приспособленностью ко всему и всегдашнею готовностью на все.

Дмитрий Толстой импонировал царю твердой выдержкой своего мракобесия.

Филарет московский очень елейно приспособлял и Христа, и христианство, и православие к небесному цвету свято-жандармской идеологии.

Чернышевский пребывал в сибирской тюрьме за то, в чем ни один европейский юрист никак не мог бы отыскать состава преступления.

Когда петербургский градоначальник Трепов подверг гнусному телесному наказанию политического заключенного, Александр отнесся к этому со стоическим спокойствием, и только выстрел Веры Засулич встревожил царя, и он поспешил с визитом к своему раненому другу, и конечно, прослезился. Когда присяжные вынесли Вере Засулич оправдательный приговор, Александр и тут еще не догадался, в чем дело, и только как дитя, сердящееся на пол, о который оно ушиблось, рассердился на суд присяжных и окончательно устроил для всех политических суд скорый, неправый и немилостивый, и явно лицеприятный

После долгого промежутка, через 12 лет после Каракозова, в Одессе расстреляли Ковалевского, а вскоре после этого в той же Одессе повесили Минакова, Чубарова и Дмитрия Лизогуба, в поведении которого ни один культурный судья, конечно, не нашел бы состава преступления.

А там уж пошла та война, которая кончилась для Александра 1-го марта 1881 г. и стоила слишком больших жертв, потому что в этой борьбе погибло много людей, которые были лучше Александра, /139/ и жизни которых были нужнее и ценнее давно исчерпанной жизни.

Убийство Александра II вызвало вопли негодования.

Это было первое цареубийство, совершенное не по высочайшему повелению и не по наряду из гвардейской казармы. И совершено было оно не людьми привилегированными, которые на цареубийстве строили свои карьеры, а людьми, которые сознательно и заведомо шли на смерть. /140/

Александр III

1. Утверждение самодержавия

Он не был рожден для царствования. Он был вторым сыном Александра II, но, когда наследник Николай Александровича умер в Ницце в 1865 г., Александр Александрович, которому тогда было двадцать лет, унаследовал и право на всероссийский престол, и право на невесту покойного брата, датскую принцессу Дaгмapy.

Александр III не получил и того, весьма сокращенного образования, которое полагается наследнику престола. Он остался малограмотным.

В 1866 году, имея 21 год от роду и уже собираясь жениться, он писал по-русски так, что даже Кутейкин от Митрофанушки требовал бы большего.

Занося в свою записную книжку свои впечатления после покушения Каракозова, Александр Александрович пишет, изображая встречу отца в Зимнем дворце:

«Прием был великолепный, ура сильнейший».

«Потом призвали мужика, который спас. Папа его поцеловал, и сделал его дворянином. Опять страшнейший ура».

Здесь у этого взрослого мужчины интересен не только этот «сильнейший ура», но и самый стиль гимназиста младших классов.

Говоря о молебне, который был отслужен «самим митрополитом» в Летнем саду, Александр отмечает:

«где стреляли на папа».

Отмечая посещение на радостях французской оперетки «La belle Hèléne», наследник заносит в свой дневник: /143/

«Было очень весело и музыка примилая Офенбаха».

Во время молебствия — повествует тот же дневник:

«собор пыл полон народу и кругом можно было тоже насилу проехать».

Прошло еще 13 лет, Александру Александровичу было уже 34 года, он был уже отцом семейства, имея четырех детей («…кому ума недоставало»), но русской грамоты он все-таки не одолел.

По поводу нового покушения Соловьева наследник заносит в свой дневник за 1879 г., что он, узнав о покушении, «поскакал в Зимний дворец обнять и поздравить папа от чудесного спасения».

И затем сообщает о чувствах благодарности к господу «за чудесное спасение дорогого папа от всего нашего сердца».

Такова грамотность и таков стиль самодержавнейшего Александра III.

Александр III был после Петра самой крупной фигурой на престоле русских царей, с той, впрочем, разницей, что Петра назвали еще Великим, Александр же был только большой.

Из всех неограниченных русских самодержцев XIX столетия Александр III был самым ограниченным, хотя никаких решительно «конституциев» не признавал.