Последние штрихи - страница 8

— Вот и славно, — кивнула Лив. — Ведь ему наверняка кто-нибудь помогал. Я имею в виду, кто-нибудь из Академии. Директор, например?

— Угу… — рассеянно промычала я, поглощенная зрелищем многочисленных пожилых блондинок «с красивыми ногами», которые на наших глазах слетались к дому 34, словно пчелы на мед. Уверенное владение высоченными шпильками выдавало в них выпускниц «Филлимора».

— И потом, всегда есть Кэтлин и Нэнси, — продолжала Лив. — Вряд ли они позволили лорду П. вмешиваться в меню. Ты же знаешь нашу Кэтлин. — Лив встала в стойку «руки в боки» и изобразила на лице ланкаширскую неприступность. — «Раз решил принять гостей, бутербродов не жалей». Или еще: «Один торт на всех подать — фунт на мелочь разменять». И вообще: «Чем гостей голодом морить, лучше птиц остатками накормить».

Да, Кэтлин и Нэнси всегда любили говорить афоризмами. Причем, как я понимаю, большинство их афоризмов рождалось на ходу.

— Во всяком случае, еды будет достаточно, — сказала я. — В этом я не сомневаюсь, как и в том, что на следующий день лорда П. завалят благодарственными письмами.

Теперь мы с Лив были почти у входа. Чем ближе мы подходили к крыльцу, тем труднее давался каждый шаг: крыльцо до боли напоминало знаменитый отчий порог из мифа о блудном сыне.

За долгие годы Фрэнни, Нэнси и Кэтлин столько раз пересказывали историю с коробкой из-под мармеладных долек Куперса, что мне уже не верилось, что это вообще про меня. Сама я, конечно, ничего не помнила, а если честно — так вообще предпочла бы слушать о другом. А вовсе не об охах и ахах и срочном походе в «Хэрродс» за памперсами.

Сама я частенько излагала эту сказочку в школе, всякий раз дополняя ее таинственными персонажами и следами от слез на детском одеяльце. Иногда могла даже всплакнуть вместе с растроганными слушателями. Сейчас думаю, что это не совсем нормально — столь цинично относиться к собственной биографии. Но что поделаешь: мне бы и хотелось попереживать — почему мать меня бросила, где она теперь и т. п., — а не получается. Единственный знак моего внимания к прошлому — амулет в виде пчелы, который я ношу на шее (Фрэнни специально подарила золотую цепочку).

Честное слово, я пыталась почувствовать хоть какой-то трепет, глядя на заветный порог, где нашли ту самую коробку, но, увы, не увидела ничего, кроме засыхающего плюща да стены, которую явно не мешало покрасить.

— Голову выше, плечи назад, грудь вперед! — скомандовала Лив, хватаясь за знакомую дверную ручку в виде львиной головы. — И все мысли — только о счастливых моментах!

Эх, зря она… Как ни любила я Фрэнни, за которой всегда шлейфом тянулся миф о замечательном высшем обществе, где все милы и элегантны, Академия воскрешала в моей памяти моменты совсем другого свойства. Увы, бороться с этим было бесполезно: при виде красной двери горечь воспоминаний поднималась как будто из самого желудка.

Лив потянула дверь, и в нос ударил ностальгический запах натертых полов, высоких потолков и живых цветов, от которого голова сразу пошла кругом.

— Бетси? — словно через вату, прозвучал голос Лив. — С тобой все нормально?

Я слегка пошатнулась, глядя на черно-белый шахматный пол в холле, однако в следующую секунду увидела знакомое лицо — и сразу же взяла себя в руки. Как будто против воли, спина моя тут же выпрямилась, плечи развернулись, на лице заиграла ослепительная улыбка. У входа в гостиную стоял лорд Пелхэм Филлимор — мой приемный отец и хозяин этого дома. В черном костюме с Сэвил-роу[5] он казался еще более худым. Неуклюже пытаясь соблюсти завещанный Фрэнни праздничный дресс-код, он украсил себя ярко-красным платком в нагрудном кармане, при этом его аристократическое лицо напоминало серую маску, обрамленную сединой.

Мне невольно захотелось обнять его, но, насколько я знала, на людях лорд П. позволял в свой адрес подобные действия только в одном случае: когда портной обхватывал его с сантиметром в руках, чтобы уточнить объем груди. Тем не менее я заметила, что он смягчился при виде меня, и улыбнулась в надежде, что он прочтет этот порыв в моих глазах.

— Бетси, — произнес лорд П., протягивая ко мне руки. — И Оливия, как мило. Проходите.