Последний апостол - страница 6
Чудны дела твои, Господи!
— Кто вы? — не удержался от вопроса Савл. И попытался говорить чуть любезнее: — Куда путь держите?
— Мы ищем клады, — вежливо ответил человек с львиной головой.
Вот как — гробокопатели! Разорители древних гробниц, которых множество в здешних пустынях. Ничейные люди и без Бога в сердце, и без царя в голове. Слепцы, гоняющиеся за призрачным блеском золота.
— Что же ты отодвинулся, рабби? — весело спросил иудей, разделывающий рыбу.
Савл промолчал. Иудей, сдув с пальцев рыбью чешую, похлопал Савла по плечу. — Ты — рабби, и я — рабби. Мы поймем друг друга. Будь доверчивее к миру, не жди от него зла, и мир ответит тебе добром. — У этого человека был нестерпимый галилейский акцент, и Савл не удержался от грубости:
— Уж не думаешь ли ты меня поучать? — Еще чего не хватало! Его, уважаемого агента синедриона, будет учить галилейский нищий, подрабатывающий проводником у язычников да еще не гнушающийся делить с ними трапезу!
— Что плохого в поисках кладов? — недоуменно спросил львиноголовый. Он стряхнул налетевший в белую гриву рыбий мусор, отхлебнул из своей бутыли и передал бутыль проводнику. Этот чужеземец один из всей ватаги был совсем без оружия, но очень уж велик ростом и почему-то казался опасным.
Савл, испугавшись, ответил:
— Клады не приносят счастья. Их закапывают под злое колдовство. Только хозяин, сильный чародей или блаженный недоумок могут безбоязненно притронуться к кладу. Потому что для мудреца и для дурачка сокровища просто побрякушки, без ценности и пользы. Над остальными клады имеют страшную власть.
— Наше ремесло трудное, — согласился гривастый. — Но не хуже прочих. Причем тут счастье, колдовство? Мы зарабатываем деньги — вот и все. Какое же ремесло у тебя, сердитый?
— Я делаю палатки, — ответил Савл. Это было правдой, а о своей богоугодной миссии он предпочел промолчать. Делать палатки, печь хлеб, обучать мудрости — работа, полезная людям. А поиски кладов — пустая погоня за золотым тельцом. Суета ради обогащения — не ремесло.
— Дорого берешь за палатки? — спросил, подойдя к ним, раненый, который отмылся в ручье и выглядел уже не так дико. Одноглазый удивительно походил на Стефана, казненного назорея, и это было очень неприятно Савлу. Он буркнул:
— Обычную плату.
— Это хорошо, — сказал похожий на Стефана. — Хорошо, когда знаешь, сколько, чем и за что платишь. А я вот недавно отдал глаз и получил возможность видеть незримое.
«Безумец», — подумал Савл.
— Глаз за науку — это недорого. — Белогривый что-то подсчитал в уме.
Все они безумцы. Два этих странных еврея, этот спящий негр со своим карликом в кувшине, этот урод со звериной башкой, не говоря уж о прочих их слишком много. Савл решил не злить чужаков, рассмеялся через силу:
— Все мы гоняемся за кладами! Вы ищите их в песках, мы, евреи, роемся в древних черепках наших священных писаний.
— Вот и молодец! — обрадовался похожий на Стефана. — Выпей с нами!
«Сыну богоизбранного народа пить с язычниками?!» — подумал Савл.
— Что есть богоизбранность? — отхлебнув из бутыли, изрек галилеянин. Бог избирает и дает многие дары. Ты, одаренный вдесятеро, лучше ли прочих? Нет, ты вдесятеро отвечаешь перед Господом своим. Пастуху, пасущему десять овец, больше хлопот и меньше праздности, чем пасущему одну овцу. Ему вдесятеро отвечать перед господином. Тебе, богоизбранному, предстоит много трудов, выпей с нами! Достаньте чашу.
— Ту самую? — уточнил одноглазый.
— Да.
Не выпить — страшно, выпить — противно. Савлу протянули тяжелую чашу, налив туда темный варварский напиток. Со змеиным шипением поднялась из чаши белая пена, выползла на песок.
— Пей, — подбодрил галилеянин. — Хорошо пойдет в жаркий-то день. Разломил руками блестящий слиток рыбьей икры, половинку протянул Савлу.
Тот хлебнул — горько, не вино. Откусил — икра противная, едко соленая, липнет к зубам. Скорее отпил еще, чтобы прополоскать рот. Горько.
— Так вкушаем мы горечь познания после соли наших печалей, — произнес сумасшедший одноглазый еврей.
— Пить познание горько, — подтвердил проводник, — но от него становится легко душе и приятно телу. Пей, пей до конца.