Последний бебрик - страница 24

Май горевал, возмущаясь, и не заметил, как путешествие его затянулось. Он будто споткнулся об узелок на нити времени и очутился в забытом, но узнаваемом, желанном мире детства… Белый бедный домишко в три окошечка, тяжелые подсолнухи и деревянный забор с распахнутыми воротцами. За ними голубая полоса неба перетекала в синюю полосу реки. «Бабуля, ты где?» — тихо позвал Май, и желанный мир погас, как спичка от ветра…

Он обнаружил, что едет в поезде метро, среди толпы. Двери вагона раскрылись — толпу выдавило на платформу, втянуло на эскалатор. Май, стиснутый огромными сумками, почуял запах перегара и едва не лишился сознания. На улице дурнота прошла; он огляделся и оценил невероятность своего маршрута. Зачем, почему оказался Май именно здесь, на Владимирской площади, кому это было нужно — неизвестно. Впрочем, непонятные блуждания по городу не шли ни в какое сравнение с ночным происшествием. Май-пьяный легко объяснил бы все словом «предопределенность». Май-трезвый винил только себя: постарел, оскудел умом, ослабел, стал предсказуем. Ведь это же надо: за несколько часов до ночного визита Тита Глодова Ханна уплатила долг Мая! Значит, наверняка знала, чертовка, что он согласится работать на ее шефа. Как за своего братца-черта уплатила!

«Почему я не стал столяром или хотя бы инженером? — бессильно подумал Май. — Никогда не слышал, чтобы к ним липла нечисть и по-всякому искушала». Да, безусловно, столяры не запятнали себя общением с нечистой силой, но инженеры!.. Взять хотя бы Авдотью Безбородко, инженера по холодильным установкам. Май грустно вздохнул, уставясь на свою полдневную тень, понурую, как несчастный… «последний бебрик».

— Семен! Се-ме-е-ен!..

Май вздрогнул в предвкушении счастья, но то был не летучий голос Анаэля — звуки сыпались сверху, как труха. Вмиг поникший Май обнаружил, что стоит рядом с солидным, старой петербургской постройки домом, напротив Владимирского собора, а из окна второго этажа, из-за цветочных горшков, выглядывает пожилая дама, энергично жестикулируя короткими ручками — приказывает зайти. «Попался, дурак», — подумал Май, бездарно изобразив гримасу радости от встречи со старой знакомой, и покорно пошел на зов.

Софья Львовна Кокошина была особа замечательная. В советские времена она работала в Союзе писателей, в секции молодых прозаиков, на должности, название которой было несущественно, так как не имело к реальным возможностям Софьи Львовны никакого отношения. Возможности были обширны: путевки в дома творчества, публикации в журналах, поездки на творческие семинары и даже протекция при вступлении в Союз.

Ни один молодой прозаик не мог миновать Кокошину на загогулистой и опасной дороге в легальную советскую литературу. Кокошина проводила через хитрые ловушки к самым вратам этого парадиза; впускала, по-свойски договорившись с привратниками, а впустив, помогала пошустрее прилепиться к древу льгот и привилегий. Между прочим, на этом легендарном древе Софье Львовне принадлежала ветка хоть и кривенькая, незаметная, но своя, законная: Кокошина была членом СП, автором двух книг — «О любви» (про покорение Венеры русскими и монгольскими космонавтами) и «О дружбе» (про спасение монгольского космонавта советским космонавтом из щупальцев какого-то галактического гада).

Ходили слухи, что книги были переведены на монгольский язык и Софью Львовну наградили монгольским орденом. Но ни книг этих, ни ордена никто никогда не видел. Фантастика да и только! Кокошину побаивались, ей угождали по-всякому: кто возил на машине, кто доставал продукты. Май был единственный, кто не ударил для Кокошиной палец о палец за двадцать лет знакомства — не потому, что не хотел, а потому, что ничего ценного предоставить не мог. Софья Львовна приняла это к сведению и отпустила Мая брести по дороге к парадизу одного, без помощи. Он быстро устал и обосновался под кустом на обочине, наблюдая, как мимо пробегают нахрапистые молодые прозаики под водительством энергичной Кокошиной.

Да, это была удивительная женщина и дом, в котором она жила, был необыкновенный: кооператив работников КГБ. Во времена процветания Софьи Львовны никто не сомневался, что она живет в этом доме по праву, а не по случайности. Квартира была столь комфортабельна, что осуждать хозяйку за причастность к КГБ казалось идиотизмом. Положа руку на сердце, надо признаться, что каждый третий (или даже второй) из подопечных Кокошиной готов был отринуть чистоплюйство и записаться в КГБ, чтобы получить такую квартиру. И верилось почему-то, что отрабатывать за нее в КГБ не придется!