Последний бросок на запад - страница 43
— Очень рискованно… — капитан задумался. — Ладно, попробуйте. Только никаких рукопашных! Можете лишь приблизиться и обстрелять.
Кабанчик и Емельянов скрылись в непривычно тихом заснеженном лесу.
Снег предательски скрипел под ногами, и потому, когда лазутчики приблизились вплотную к позиции противника, пришлось передвигаться едва ли не ползком.
Наконец они увидели первого часового. Зябко кутаясь в пальто, он ходил от одного дерева к другому. Емельянов отдал свой автомат товарищу и вытащил нож. Он, словно кошка, быстро и бесшумно подкрался к часовому и одним движением, решительно и жестоко, перерезал тому горло — кровь, булькая, хлынула босняку на грудь.
Словно тень, рядом возник Кабанчик. Быстро темнело. Это здорово помогло подобраться незамеченными к батарее. Через сто метров диверсанты увидели две гаубицы и около десятка расположившихся возле орудий босняков.
В глазах Кабанчика зажегся нехороший огонь, все его тело напряглось, и Диме пришлось положить ему на плечо руку, показывая, что не надо нервничать и торопиться.
Емельянов снял с пояса две гранаты.
— Только спокойно…
— Понимаю.
— Не стреляй раньше времени…
Серб сделал успокоительный знак — мол, все идет, как надо.
Они медленно приближались к противнику, который, видимо, ни о чем не подозревал.
Когда раздались первые два взрыва, вся группа сербских разведчиков остановилась.
— Гранаты, — со знанием дела сказал Ивица и добавил: — Наши гранаты.
Чернышев подошел к командиру:
— Я пойду к ним. Помогу.
— Нет.
— Почему?
— Слишком поздно.
— Почему? — не сдавался Вадим.
Стойкович нахмурился:
— Они должны только устроить диверсию и тут же отходить. Ждем их тут ровно час. Если они не вернутся, значит, погибли. Я не могу больше рисковать людьми…
После того, как было брошено четыре гранаты, Емельянов сказал Кабанчику:
— Обходи их с той стороны. Постарайся подорвать пушку. А я пока отвлеку огонь на себя.
— У тебя хватит патронов?
— Четыре рожка, — бросил Емельянов. — Давай, давай, быстрей…
Кабанчик понимал, как рискует его товарищ, принимая такое решение, но в препирательства вступать не стал и быстро побежал по заснеженному склону.
Отряд сербов и русских наемников приближался к базе. Теперь, после долгого отсутствия, эти неуютные домики в холодных зимних горах казались милее родного дома. С каждым шагом все становились бодрее, оживленнее.
Все только и мечтали о желанном тепле в этих продуваемых сотнями сквозняков комнатах, которые покажутся раем после ночевок на снегу, о сухой одежде, о горячей пище в алюминиевых мисках.
Изредка Чернышев оборачивался назад, в ту сторону, где он оставил друга, и немного замедлял шаг. Но потом, плюнув с досады, шел дальше след в след за идущим впереди Бирюком.
Глава 4
На базу Емельянов и Кабанчик вернулись только к утру — выглядели они предельно уставшими.
— Ну-ну… — только и сказал Ивица, заметив бредущих по заснеженному двору рейнджеров. — Так я и знал, что устроите рукопашную. Странно, что живые…
Дима глупо улыбнулся — разговаривать просто не было сил.
— Ага… Батарея уничтожена…
— Вы будете представлены к награде, — неожиданно холодным, металлическим голосом произнес серб. — Но здесь командую я! И впредь никакой самодеятельности! Советую это запомнить!
Емельянов попытался изобразить раскаяние.
— Ладно, идите отдыхайте, — смилостивился Ивица.
Емельянов прошел в свою комнату. Чернышев спал на кровати, укрывшись дополнительно Диминым одеялом — в комнате было немногим теплей, чем во дворе.
— Вернулся? — открыв один глаз, спросил он. — Эй! Эй! Ты что делаешь?! Мне же холодно!
Но Емельянов молча продолжал стягивать с него одеяло.
— Ладно, — миролюбиво сказал Чернышев, поднимаясь. — Мне все равно вставать пора… Хочешь, возьми мое одеяло.
— Давай, — кивнул Емельянов. — А пожрать есть что?
— В шкафу ужин. Для тебя старался: две порции! Разогрей на печке.
— Кормилец ты мой. Что бы я без тебя делал? — улыбнулся Емельянов.
Разминая ноги, натертые сапогами, Дима расположился на кровати, закончив трапезу.
— Ладно, — сказал он, — пора поспать минуток восемьсот — девятьсот…
Встреча Нового года прошла незаметно. За два месяца суровый быт войны затянул русских наемников. С потеплением вечно мокрая обувь беспокоила больше, чем бои с противником.