Последний долг - страница 16

Шепот, шепот со всех сторон. На сцене, где заседает всемогущая комиссия, и в зале, в толпе, собравшейся поглядеть на нашу игру. Не знаю, о чем думают мои товарищи по несчастью. От меня слева совсем молодой человек, надо полагать, лет двадцати пяти. Я не вполне понимаю, откуда они взяли, что он с кем-то сотрудничал. Я знаю, что с тех пор, как началось дело, его вызывали на заседания раз или два, но мне немногое удалось понять. И сам он не говорит ничего, что могло бы дать ключ к пониманию. Это довольно беспокойный молодой человек. Кажется, он ходил в университет, и в голове его много книжной премудрости. В редких случаях, когда ему давали возможность высказаться, он всего лишь выкрикивал лозунги и большие слова, которые для меня лишены смысла. Может быть, он из тех беспокойных образованных молодых людей, которые постоянно о чем-нибудь пишут в газетах. Так и есть. Он говорил о газетных статьях и тому подобном. Но при этом он так спешил, что слова его не наполнялись смыслом. Я боюсь за него — он может здесь встать и начать обвинять всех на свете, и только сделает хуже себе. Или он может здесь, как в тюрьме, разразиться лозунгами и большими словами или даже будет доказывать, что он умнее судей, доведет их до бешенства и лишит того терпения и справедливости, какие у них еще сохранились. Говоря, он сам приходит в сильное возбуждение — это здесь не слишком ему поможет.

Справа от меня человек примерно моих лет, наверное, ему около сорока. Он был правительственным чиновником, и поз его рассказов следует, что его обвиняют в активном содействии оккупации нашего штата мятежниками. В его душе хорошо обдуманное спокойствие. Большую часть времени он сидит, подперев кулаком заросшую щеку, и смотрит прямо перед собой, не моргая. Как-то в камере он сказал нам, что не собирается бриться, пока не закончится вся эта история. Я ему верю. Он кажется мне человеком упорным в своих убеждениях. Он проходит мимо того, кто бреется, как вы проходите мимо того, кто мочится на улице: сами вы так не поступаете, но это ни в коей мере не отвлекает вас от привычного образа жизни и мыслей. И еще я думаю, он очень умный — я сужу по его поведению, — он постоянно словно что-то старается для себя уяснить. В нем нет юношеского задора нашего беспокойного сотоварища, но я думаю, что он знает очень немало. Я никогда не слышал, как он дает свидетельские показания, но уверен, что он из тех, кто на клевету отвечает правдой и на довод — обдуманным доводом. Он из себя не выйдет, даже голоса не повысит, но сказанное им не истолкуешь превратно. Упрямый взгляд его глаз хорошо согласуется с его упорной решимостью. Приятно иметь сотоварища, с которым, правда, ты вряд ли разделишь одну и ту же судьбу, по с которым ты связан братством волн и веры в себя. Без сомнения, он, как и я, разлучен с женой и детьми, и это еще теснее сближает нас. Его имя Обанье, и он по происхождению симба. Не знаю, из какого племени наш беспокойный сосед. Если я верно понял, он как-то назвал себя гражданином мира и говорил о всемирном братстве людей и тому подобном. Гм-гм-гм-гм-гм!

Заседание, кажется, начинается. Я оглядываюсь и вижу, что зрителей поприбавилось. Адвокат нашего сердитого молодого собрата торопливо пересекает зал и направляется к маленькому столику у стены. По пути он бросает нам ободряющую улыбку, и мой сосед слева сияет от радости. Не от той радости, которую чувствуешь при появлении твоего избавителя. Наш молодой человек, я думаю, не нуждается в избавителе, ибо вряд ли считает свое несчастье несчастьем. Он так зол, что все время наскакивает на судей, он кипит от желания выбить мозги из всех сидящих на сцене. Хотя он нанял себе адвоката, чтобы тот был его законным защитником, несомненно, он полагает, что завербовал сторонника для наступления, чтобы совместными усилиями наголову разгромить комиссию, да что там, само правительство! Я почти слышу, как стучит его сердце, — так полон он нетерпения перед атакой.

Адвокат подходит к своему столику и с виноватой улыбкой кланяется комиссии. Кажется, заседание не начиналось отчасти из-за него. Он садится лицом к комиссии, по левую руку от секретаря, улыбается судьям, с каждым здоровается. Затем он бегло проглядывает бумаги.