Последний долг - страница 20

— Конечно, вождь, я понимаю.

— Но он-то не понимает! Так вот, одному мне известно, сколько сил уходит на то, чтобы достать ямс, бананы и остальной провиант. — Речь его томительна и угрюма, как и его взгляд. — Алао этого не понимает. Это мне известно, как война и бронемашины разбили и изуродовали дороги. Тебе это тоже известно. Ты также знаешь, как мало люди теперь работают на земле. Да и людей осталось немного. Сколько ушло в армию. Сколько бежало с мятежниками. А большинство оставшихся боятся выйти из деревни, чтобы не попасть в засаду и не наткнуться на что-нибудь смертоносное. Ты сам видел, как третьего дня из джунглей принесли несчастного — он наступил на гранату, его так изуродовало, что не узнать. Если кто-то сейчас идет на плантацию, то лишь потому, что другим путем от голодной смерти не спастись. Ты меня понимаешь?

Я киваю.

— Хорошо. Поэтому я был так неприятно поражен необдуманным, даже грубым отношением интенданта — он, видишь ли, недоволен скверным, как он считает, качеством провианта. Смотри. — Он разложил перед собой бумаги, и мне пришлось наклониться. — Ты видишь, как он обращается со счетами? Ты видишь? — Я снова кивнул. — Взгляни сюда. Ты видишь, как он вычеркнул две тысячи и вписал одна тысяча пятьсот? Он заявил, что ямс был мелкий и вялый, побитый, даже подгнивший. Ну, во-первых, сейчас не сезон ямса — когда поспел ямс? — так где же найти свежий? Кроме того, когда ямс ссыпают в кузов грузовика и везут по нашим дорогам, не может ямс не побиться. Наверно, Алао хочет, чтобы я перекладывал ямс ватой или цыплячьим пухом.

Я улыбаюсь и сочувственно киваю головой.

— Прекрасно. Теперь посмотри сюда. — Слова мне пришлось наклониться. — Видишь? То же самое он сделал с бананами. Видишь: одна тысяча семьсот вместо две тысячи. А что он сказал? Часть бананов — гнилые, часть — ломаные и побитые. Послушай, майор. Ты знаешь, как обстоят дела. — Он вытер вспотевшее лицо полон просторного халата. — Отсюда до Идду двенадцать-пятнадцать контрольно-пропускных пунктов — я уверен, их много больше. Я дважды сопровождал свои грузовики и поклялся больше с ними не ездить. На каждом контрольном пункте солдаты нас останавливали и приказывали разгружаться для досмотра. Ты можешь себе представить, сколько времени нужно, чтобы осторожно разгрузить и вновь нагрузить машину ямса, чтобы ямс не был ломаный и побитый, как выражается этот Алао. Я уже не говорю о долгих часах допросов и объяснений на каждом пункте. Иногда солдаты даже грозят конфисковать весь груз из-за того, что в накладной указана тысяча штук, а они насчитали тысячу две, и из-за того, что мы обсчитали самих себя на две штуки, обвиняют нас в жульничестве и обмане. Короче говоря, каждый рейс из Идду теперь занимает два дня. А когда грузовик выходит из строя на полпути — даже больше. Так вот, майор, разве трудно понять, что в таких условиях несколько бананов могут подгнить — в конце концов, мы не снимаем их с веток, а покупаем партиями у торговцев. Ты понимаешь?

— Да, вождь.

— Прекрасно. Тогда я сказал Алао: посылай с моими грузовиками одного-двух солдат, чтобы избежать бесконечных задержек у контрольных пунктов. Или, еще лучше, дай мне для перевозок всего два военных грузовика. Я готов обсудить понижение цен на поставки. Он сказал, что не может, потому что все грузовики заняты перевозками войск и боеприпасов, и он не может выделить целых два грузовика под ямс, лук и подобное. Так как же меня обвинять в задержках и их последствиях, если я нисколько не виноват! И за все труды я несу сплошные убытки — представляешь, когда все твои цифры уменьшают почти в два раза? Я считаю, что это наглость.

— Хорошо, вождь, я во всем разберусь, — сказал я и, подняв руку, взглянул на часы.

— Это наглость! Я не потерплю, чтобы меня унижал мальчишка вроде сержанта Алао. Никто в этом городе так со мной не обращается — никто не посмеет.

— Хорошо, вождь. Простите, я…

— Я — вождь Тодже Оновуакпо, и, если Алао об этом не знает, пусть опросит весь город. Даже отота не посмел бы так со мной разговаривать. Это наглость!

— Простите, вождь. Обещаю, что я во всем разберусь, — говорю я. — Согласен, что поставлять сюда провиант непросто. Я с ним поговорю. Мы также обсудим вопрос о солдатах для сопровождения грузов. Что-нибудь мы придумаем. В конце концов, речь о том, что мы сами едим. Не сердитесь на нас.