Последний долг - страница 60

А пока мне нужно было найти способ положить еду в желудок внука. Я не хотела, но у меня не было выбора - я вернулась к тому, чем стала с графом. Я продала свое тело, охотно отдав единственное, что у меня осталось, чтобы остаться в живых.

Страница 15

Мать Уильяма - шлюха, с которой я беседовала, которую подарила моему сыну и купила ее ребенка, - помогла мне найти работу у ее нынешней мадам. И я была благодарна. Уильям рос хорошо. Он не был болезненным и рос сильным. Когда-нибудь из него выйдет отличный Хоук. Все, что мне нужно было сделать, - это обеспечить его в младшем возрасте, чтобы он, в свою очередь, обеспечил меня в старшем.

В тот первый год мы много переезжали, живя в соответствии с фамилией Хоук, данной нам судом. Ястребы были падальщиками, хищниками, всегда готовыми налететь и украсть. До сих пор мне никогда не нравилось это имя. Теперь я приняла его и воспитала своего внука. Всю его жизнь я рассказывала ему на Ночь истории о том, что делали Уивер. Я водила его в соседний парк, где Соня гуляла с детьми и показывала ему дочь, которая скоро будет принадлежать ему.

Он наблюдал за этой маленькой девочкой с несказанным интересом, умоляя меня познакомить их, поиграть с ней. Потребовалось немало усилий, чтобы проигнорировать его просьбы. Я не знала, что будет лучше. Чтобы они встретились как дети или как взрослые. Что было бы проще для выполнения условий?

Прошло еще несколько лет, и я нашла работу в кладовой и на рынке. Наряду со случайными уловками в темном переулке, у нас было достаточно, чтобы выжить. Мы справились. Уильям продолжал расти, его интерес к нашей истории и тому, что сделали Уивер, возрастал с годами.

Однако он взял дело в свои руки, когда дело дошло до встречи с дочерью Сони. На его четырнадцатый день рождения я дала ему несколько монет и сказала, чтобы он отправился на местный рынок, чтобы купить все, что он хочет для своего праздничного угощения.

Только он вернулся с деньгами и рассказом о встрече с девушкой-ткачихой, которая попросила, чтобы ее звали Коттон, хотя ее звали Марион.

Время стремительно шло, и скоро оба первенца станут совершеннолетними, чтобы начать наследование. Однако я часто ловила Уильяма на странных поступках. Он был силен. О, да. Он был красноречив, добросердечен и трудолюбив, но в нем была какая-то странность, которую я не могла объяснить.

По ночам я лежала в постели и размышляла, почему он такой непохожий. Почему его так волновали чужие беды, почему он часто отдавал наши с трудом заработанные деньги тем, кто этого заслуживал, или успокаивал случайных знакомых на улице.

Став старше, он не мог справляться с толпой так же хорошо, как другие молодые люди. Он дрожал и потел, вселяя в мое сердце страх, что он заболеет потной болезнью, как его отец.

Я делала все, что могла, чтобы защитить его. Я копила каждый пенни и готовилась к лучшей жизни.

И, наконец, наступила эта лучшая жизнь.

Наше новое существование началось однажды вечером в местном борделе, где часть моих ночных прибылей обеспечивала заплесневелая постель. После работы я направилась обратно во временный дом, который нашла благодаря доброте местного пекаря.

Уильям поднял голову, весь в муке - как обычно, работая все часы дня на булочника и его клиентов. Он предпочитал эту работу - вдали от людей, спрятавшись на кухне, в компании только своих мыслей. Он превратился в восхитительного, красивого мужчину.

Я не могла поверить, что в следующем месяце ему исполнится двадцать один.

Я гордилась им. Гордилась тем, что он никогда не сдавался, даже когда жизнь становилась такой тяжелой.

Бросив шаль на посыпанный мукой стул, я сказала:

- Я кое-что услышала, Уилл. Кое-что, что уведет нас далеко отсюда в лучшее место.

Мой внук, мой дорогой внук, поднял глаза. Его золотые глаза, такие же, как были у его отца, светились на покрытом глазурью лице. Его руки месили свежее тесто, и его улыбка согревала мою душу.

Каждый раз, когда я смотрела на него, мое сердце разрывалось при воспоминании о дочери и сыне. Отчаяние и ярость никогда не оставляли меня в покое - они питали меня лучше, чем любая другая субстанция, и пока я не отомщу тем, кто причинил мне зло, я буду жить.