Последний джентльмен - страница 11

— В чем дело, Джонсон? Что происходит?

— У меня был посетитель, — сказал сенатор.

Харрингтон ждал.

— Престон Уайт. Вы его, конечно, знаете?

— Да, издатель "Ситюэйшн".

— Он явился тайно, — продолжал сенатор, — как в драме. Разговаривал шепотом и сугубо конфиденциально. Как будто мы с ним участвуем в каком-то заговоре.

— Но что…

— Он предложил мне, — сказал сенатор, почти задыхаясь от гнева, — право исключительного использования Харви…

Харрингтон прервал его, сам не зная почему, как будто боялся продолжения.

— Вы знаете, я помню, как много лет назад — я был тогда еще мальчишкой — в редакции "Ситюэйшн" устанавливали Харви.

Он был удивлен тем, как хорошо помнит это — гром фанфар и крики "ура". Хотя в то время, он припомнил, никто не обратил на это особого внимания: "Ситюэйшн" и раньше был известен регулярными подсчетами. Теперь все по-другому. Теперь все читатели колонки Харви, и даже в самых влиятельных кругах его данные считались непререкаемыми.

— Харви! — плюнул сенатор. — Железный калькулятор! Механический предсказатель!

Так оно и есть, подумал Харрингтон. Именно это он и искал. Ибо Харви был предсказатель. Каждую неделю появлялась в журнале его колонка предсказаний.

— Уайт был очень настойчив, — сказал сенатор. — Держался по-дружески. Он предоставил Харви в мое полное распоряжение. Он заявил, что будет давать мне заранее просматривать все предсказания. Будет получать их немедленно по моей просьбе и не станет печатать те, которые могут мне навредить.

— Это была бы неплохая помощь, — заметил Харрингтон. Ибо Харви был хорош. В этом не могло быть сомнений. Неделю за неделей выстреливал он свои точные предсказания.

— Мне это не нужно! — закричал сенатор. — Я не желаю иметь дело с Харви. Это самое скверное, что случилось с общественным мнением. Человеческая раса должна полагаться на собственную рассудительность, она должна иметь право принимать или отвергать предсказания любого учителя и мудреца. Но наше технологическое общество выработало новый фактор — непогрешимость машины. Мне кажется, что "Ситюэйшн", используя аналитический компьютер, очеловеченный именем Харви, изменяет ход мировых событий, опираясь на человеческое легковерие. И я не желаю в этом участвовать. Я не желаю иметь ничего общего с…

— Я знаю, что Уайт за вас, — сказал Харрингтон. — Я знал, что он одобряет ваше назначение, но…

— Престон Уайт, — сказал сенатор, — опасный человек. Каждый обладающий властью человек опасен, а в наше время человек, который может формировать общественное мнение, обладает огромной властью. И я не хочу иметь с ним ничего общего. За мной сорок лет безупречной службы. Что случится со мной, если кто-нибудь обвинит этого Уайта…

— Его уже обвинили, — заметил Харрингтон. — Несколько лет назад, когда комиссия конгресса расследовала его деятельность? И насколько мне помнится, большая часть показаний была связана именно с Харви.

— Холлис, — сказал сенатор, — не знаю, зачем я побеспокоил вас, не знаю, зачем позвонил. Думаю, просто, чтобы выпустить пар.

— Я рад, что вы позвонили. Что вы собираетесь делать?

— Не знаю. Я, конечно, выгнал Уайта, так что теоретически мои руки чисты, но все это мне не нравится. У меня остался мерзкий привкус во рту.

— Ложитесь спать, — посоветовал Харрингтон. — Утро вечера мудренее.

— Спасибо, Холлис, я так и сделаю. Спокойной ночи.

Харрингтон положил трубку и постоял у стола. Теперь ему все было ясно. Теперь-то он точно знал, кто хотел, чтобы Энрайт стал государственным секретарем. Именно этого и следовало ожидать от Уайта. Он не мог себе представить, как это было сделано, но если существовала хоть какая-нибудь возможность, Уайт разнюхал бы ее. Именно он организовал так, чтобы Энрайт, прочитав строку в книге, не отказался бы от общественной деятельности и в нужное время возглавил госдепартамент. А сколько еще людей, сколько ситуаций было запланировано и создано Престоном Уайтом?

Харрингтон поднял газету с пола, взглянул на заголовок и снова отбросил. Они попытались избавиться от него, и все было бы в порядке, если бы он ушел, как старая лошадь, которую прогнали с пастбища, забытая и покинутая. Возможно, остальные так и поступали. Но, пытаясь избавиться от него, избавляясь от других, они должны были сознавать, что существует определенная опасность. Единственный безопасный способ — заставить его продолжать прежнюю жизнь, жизнь последнего джентльмена, до самой смерти.