Последний год жизни Пушкина - страница 42
Трудно удержаться, чтобы не провести, хоть и очень осторожную, аналогию дальнейшего пути Радищева с пушкинской жизненной дорогой и, главное, с его раздумьями о своем положении в 1836 г.: «Император Павел, взошед на престол, вызвал Радищева из ссылки, возвратил ему чины и дворянство, обошелся с ним милостиво и взял с него обещание не писать ничего противного духу правительства. Радищев сдержал свое слово. Он во все время царствования императора Павла I не написал ни одной строчки. Он жил в Петербурге, удаленный от дел и занимаясь воспитанием своих детей. Смиренный опытностию и годами, он даже переменил образ мыслей, ознаменовавший его бурную и кичливую молодость. Он не питал в сердце своем никакой злобы к прошедшему и помирился искренно со славной памятию великой царицы». Повторим: не в прямых уподоблениях дело — дело в раздумьях Пушкина о путях поэтов…
Сколько раз мать и отец Пушкина вместе проделывали эту дорогу к своим псковским владениям, и вот настал день, когда измученный и больной Сергей Львович не мог сопровождать жену в последний путь. Александр Сергеевич отправился один из всей семьи; с ним был только неизменный слуга Никита Козлов. Он совсем было уже собрался во вторник 7 апреля, но в последнюю минуту перенес отъезд еще на сутки. 11 апреля он был уже в любимых своих псковских местах, а 13-го состоялось погребение в Святых горах. Оплатив все расходы, связанные с похоронами матери, Пушкин заранее позаботился и о месте вечного успокоения для себя — внес соответствующий вклад в монастырскую кассу. Он рассказывал потом Нащокину, что залюбовался сухой песчаной землею, в которую доведется когда-нибудь лечь навсегда. Алексей Вульф, бывший с Пушкиным на похоронах Надежды Осиповны, вспоминал потом, что лежат они «теперь под одним камнем, гораздо ближе друг к другу после смерти, чем были в жизни». Что ж, может, и так: люди, даже великие, поздно прозревают, понимая, чем была для них мать…
То был его последний приезд в Михайловское — горестный и короткий, да кто ж знал, что он последний! Когда Пушкину довелось исполнять печальный сыновний долг в апреле 1836 г., за гробом шла и 16-летняя Мария Осипова. Тридцать лет спустя она рассказывала о переменах в Михайловском: «Сквер перед домом во время Пушкина тщательно поддерживался, точно так же не совершенно был запущен тенистый небольшой сад; в нем были цветники… Все это поддерживалось потому, что не только Александр Сергеевич, но и его родители с остальными членами семьи почти каждое лето сюда приезжали <…> Когда Наталья Николаевна вышла вторично замуж — дом, сад и вообще село было заброшено, и в течение восемнадцати лет все это глохло, гнило, рушилось. Время от времени заглядывали в Михайловское почитатели Пушкина, осматривали полуразвалившийся домик и слушали басни старосты, который не только не служил при Александре Сергеевиче, но даже не видал его, потому что староста этот был из крепостных Ланского и прислан сюда Натальей Николаевной уже по вторичном выходе ее замуж…
Наконец, в последние годы исчез и дом поэта: его продали за бесценок на своз, а вместо него выстроен новый, крайне безвкусный домишко — совершенно по иному плану, нежели как был расположен прежний домик»…
Последующая славная история Михайловского всем известна, но в первое время после приезда Александра Сергеевича в апреле 1836 г. любимый уголок земли ждала не лучшая участь. А ведь как боролся он с павлищевскими планами продажи Михайловского в последние годы, как не хотел расставаться с наследственным клочком земли. Об этом совещался с П. А. Осиповой в Тригорском и с обычным своим деловым советчиком Соболевским, когда вернулся в Петербург.
И в деревне, «куда заехал вследствие печальных обстоятельств», не оставляли его вседневные заботы: написал письма о «Современнике» М. П. Погодину и Н. М. Языкову (№ 13, 15); договорился с П. А. Осиповой об уплате ее зятю Б. А. Вревскому в Петербурге двух тысяч давнего долга… 14 апреля вместе с Вревским выехал из вотчины родительской и 16-го был дома.