Последний из умных любовников - страница 10

— Вот, смотри! — Я бросил салфетку на стол. — По-моему, ответ должен быть такой.

Она отломила дольку шоколада от лежавшей перед ней плитки, положила в рот и посмотрела на меня отсутствующим взглядом. Когда она убрала руку, я увидел, что блокнотный листок был сплошь заполнен тесными строчками.

— Что это? — спросил я.

— Кулинарные рецепты, — рассеянно произнесла она. — Хочу приготовить что-нибудь вкусное к приезду отца.

Что-то в ее ответе показалось мне странным, но в эту минуту меня больше занимала разгадка теста. Я подтолкнул к ней салфетку. Она глянула на нее и улыбнулась.

— Вполне осмысленно. Во всяком случае, не хуже, чем у меня.

— Но твоя разгадка вообще не верна! — возмутился я, но она тотчас перебила:

— Уже семь! Ты опаздываешь в библиотеку. Придется тебе иметь дело с мистером Кэем. А свой ответ я все равно уже послала — мне не спалось, и я ночью прогулялась до почтового ящика.

— Подбросишь меня к автобусу? — спросил я и вдруг спохватился, что машину-то я разбил. Я бросился к себе в комнату, быстро оделся, торопливо что-то перекусил и помчался к выходу. Закрывая за собой дверь, я услышал, что мать зовет меня из окна. Подумал было, что она наконец-то решила все объяснить, но оказалось, что это всего лишь традиционный воздушный поцелуй. Я побежал вниз по спуску, при каждом прыжке ощущая, как завернутый в бумагу слайд трется в кармане.

Я не стал его вытаскивать в автобусе, несмотря на сильнейший соблазн. Всю поездку провел в размышлениях — пытался сообразить, откуда мне известно слово «агитатор», и почему я убежден, что мать неверно разгадала загадку. «Фрукт — это сладкий». А может, она права? Может, любой фрукт действительно всегда сладкий? Но тогда она погрешила против логики. Ведь она сама написала, что лимон кислый. А лимон — это тоже фрукт. Нет, выходит, она все-таки неправа!

Еще я думал, что если этот рекламный тест действительно предназначен для проверки того, до какой степени человек способен противостоять обстоятельствам и не подменять реальность воображением, то говорит ли неправильный ответ матери о том, что она как раз склонна к подобной подмене? А если она не умеет видеть реальное таким, как оно есть, то, может, она упустила что-то важное в том сообщении, которое передал ей через меня человек из «шевроле»? А если она не поняла сообщения, не означает ли это, что ей на самом деле грозят какие-то «неприятности», а кого-то, с кем она связана, действительно «прикончат» седьмого сентября?

Автобус свернул к автовокзалу. Мы проезжали то место, где незнакомец разбил окно нашей машины и втиснулся внутрь. Я старался не вспоминать об этом, попросту вычеркнуть из памяти все вчерашние события. Но сознание, что достаточно одного моего слова, чтобы предупредить кого-то, даже просто намекнуть ему перебраться, пока не поздно, в другой город или хотя бы на другую улицу, было сильнее, чем все стихи и мелодии, которые я старательно припоминал, чтобы отвлечься от этих размышлений.

Я встал и протиснулся поближе к выходу. На остановке вышел первым. В узком переходе, ведущем в центральный зал вокзала, я оглянулся. Эскалатор был заполнен людьми. Кто из них замышляет зло другому? Кто станет жертвой злоумышленника? Я уже ни в чем не был уверен. Не переставал оглядываться все время, пока поднимался к пересечению Пятой авеню и 42-й улицы, поблизости от которого расположена наша библиотека.

У входа в здание, как всегда, уже толпились ранние пташки. Кафе поблизости было пока закрыто, а здесь все-таки не так сквозило. Рабочий в комбинезоне протирал мокрой тряпкой медную табличку с выгравированной на ней надписью «Городская библиотека». Само здание было окружено строительными лесами. Когда только их успели поставить? Протиснувшись между досками, я вошел в подъезд.

Не помню, рассказывал ли я тебе, как у нас начинается рабочий день? До открытия оставалось еще три минуты, но заведующая, миз Ярдли (она терпеть не могла, когда ее называли «мисс»), уже возвышалась за стойкой и сурово посматривала на трех подчиненных ей сотрудниц, которые усердно надраивали свои стойки фланелевыми тряпочками. Моя стойка тоже успела покрыться тонким слоем пыли, но я просто смахнул ее рукавом (мою фланель у меня украли в первое же утро). Дерево весело затрещало крохотными статическими искорками. Я открыл ящики, вытащил книжку квитанций, печати и бланки, нащупал лежавший в кармане слайд, вытащил его тоже и зачем-то сунул в щель между стойкой и приклеенной к ней табличкой: «Запись в кружки». Казалось, здесь он будет в большей безопасности. Где же, черт возьми, встречалось мне слово «агитатор»?