Последний король французов. Часть первая - страница 12

Принцы прибыли в Мон-Сен-Мишель около одиннадцати часов вечера; поскольку их ждали, крепость была иллюминирована и монастырские колокола звонили вовсю. Не знаю, какое впечатление произвел вид крепости Мон-Сен-Мишель на именитых путешественников; что же касается меня, посетившего ее, если не считать отсутствия иллюминации и трезвона колоколов, в таких же обстоятельствах, в такой же поздний час и в такой же темноте, то мне крайне редко доводилось испытывать подобное ощущение мрачного величия, которое ночь придает неподвижным предметам.

В те времена, в полную противоположность тому, что имеет место сегодня, крепость была пуста, а обитель населена. Приор и дюжина монахов, замещавших гарнизон крепости, встречали принцев у подножия лестницы из четырехсот ступеней, которая ведет в их монастырь.

Плодородная земля полностью отсутствует на этой скале, где могла произрасти лишь тюрьма. Несколько обитателей единственной улицы, помпезно именуемой городом, владеют небольшими садиками, которые ранняя зима оголяет к концу сентября, а поздняя весна снова покрывает зеленью только к 15 мая.

Монахи доставляли все, даже хлеб, из Понторсона.

Тем не менее они устроили пышную встречу юным принцам, которых ожидал превосходный ужин. Во время ужина, побуждаемая знаками своих воспитанников, г-жа де Жанлис затронула вопрос о знаменитой железной клетке.

И тогда приор объяснил маркизе, что с железной клеткой дело обстояло примерно так же, как с железной маской: железная маска была бархатной, а железная клетка — деревянной.

Но, хотя и деревянная, она, тем не менее, отличалась большой прочностью, поскольку была изготовлена из громадных брусьев, между которыми оставались просветы шириной всего лишь в три-четыре пальца.

— Впрочем, — добавил приор, — эта клетка, ставшая для нас почти бесполезной, принесла монастырю дурную славу, и я принял решение разрушить ее.

Госпоже де Жанлис представилась отличная возможность выставить напоказ филантропическое воспитание, которое она дала свои ученикам; она тотчас ухватилась за предложение, сделанное приором, и призвала его устроить из этого разрушения торжественную церемонию.

Церемония была назначена на завтра.

На другой день все с большой торжественностью спустились в тюремное подземелье; г-жа де Жанлис сопровождала четверых своих воспитанников, приор вел за собой дюжину своих монахов, а тюремные надзиратели охраняли пятерых или шестерых узников, которым было дано разрешение присутствовать на этом празднике, чтобы немного развлечься.

Кроме того, туда пришли несколько плотников: им надлежало закончить труд, который должен был начать герцог Шартрский.

Подготовка сцены предстоящей небольшой драмы была делом нетрудным, ибо все в этой грязной и мрачной камере делалось занимательным; монахи, держа в руках факелы, спускались первыми; за ними следовали г-жа де Жанлис и четверо ее воспитанников, затем приор, монахи и обитатели города, приглашенные на эту расправу.

Внизу уже стояли в ожидании узники и плотники.

Все окружили знаменитую клетку, после чего один из плотников вышел вперед и подал топор юному герцогу Шартрскому, который обрушил на нее первый удар, воскликнув:

— Во имя человеколюбия я сокрушаю эту клетку!

Плотники сделали все остальное.

Но, увы, поскольку не существует на этом свете событий, которые, какими бы радостным они ни были, не имеют для кого-нибудь своей печальной стороны, среди присутствующих нашелся человек, со слезами на глазах взиравший на то, как знаменитая клетка обращается в обломки. Герцог Шартрский обратил внимание на печаль этого человека и поинтересовался у него ее причиной.

— Монсеньор, — ответил тот, — будучи привратником аббатства, я извлекал немалую выгоду из этой клетки, показывая ее путешественникам и рассказывая им историю несчастного голландского газетчика; теперь клетка разрушена, и я разорен.

— Это правда, — промолвил герцог Шартрский, — и я должен возместить вам убытки; вот десять луидоров, любезный, и отныне, вместо того чтобы показывать путешественникам клетку, вы будете показывать им место, где она стояла.

В 1830 году герцог Шартрский, став королем Луи Филиппом I, принимал посланников города Авранша, которые, поздравляя его с восшествием на престол, напомнили ему об этом событии, произошедшем сорока двумя годами ранее.