Последний козырь Президента - страница 4
Говорят, что солдаты не знали Учителя в лицо, и что это я своим поцелуем выдал Его. Ложь! Учитель проповедовал на улицах и площадях города, у него были сотни последователей, весь Иерусалим знал в лицо сына плотника, несущего Слово Божье.
– И ты хочешь убедить меня, что не подходил к Иисусу и не лобызал Его со словами: «Приветствую тебя, о Учитель»?
– Всё было именно так, как ты сказал, смертный. Я подошёл к Нему и, коснувшись губами его щеки, произнёс: «Приветствую тебя, о Учитель»! Я сказал это громко, чтобы слышали солдаты, услышали и поняли, что я Его ученик, и я не отрекаюсь от ученья Его.
– Зачем ты это сделал?
– Я хотел умереть вместе с ним.
– Умереть? Ты же говорил, что солдаты получили приказ арестовать, а не убивать проповедника по имени Иисус!
– Говорил, и повторю ещё раз! Но об этом мы узнали позже, когда Учителя увели во дворец прокуратура Иудеи. В тот момент все, и я в том числе, уверовали в то, что солдаты убьют Учителя и всех, кто с ним рядом. Поэтому все опустили глаза, поэтому все втянули головы в плечи, и вид каждого как бы говорил: «Я не с Ним! Я сам по себе»! Я никого не осуждаю: добровольно принять смерть за веру Его дано не каждому.
– Ты хочешь сказать, что был готов идти на смерть?
– Своим поцелуем я показал солдатам, что я ученик Его и что разделяю с Ним участь Его. Я был счастлив жить и умереть рядом с Учителем. Остальные в тот скорбный миг отреклись от Него. Я видел их лица! На них был страх и желание выжить любой ценой.
Я не виню их: они просто люди, а смертным свойственна жажда жизни. Молва приписала им то, чего не было: попытку защитить Христа, и что Учитель якобы сам запретил им препятствовать солдатам, дабы не проливать невинную кровь.
– А разве было не так? – спросил я визитёра, пристально глядя ему в зрачки и выговаривая каждое слово.
– Почти! – усмехнулся гость. – Почти так, как сказано в Библии. Иисус запретил препятствовать солдатам, дабы оправдать учеников в их собственных глазах, потому что защищать Его было некому. Он видел страх на их посеревших лицах, и всё понял! Понял и простил! А после того, как страх прошёл, они возненавидели меня.
– За что?
– Я один поцеловал Христа, я один не отрёкся от Него в трудный час и остался рядом с Ним. Остальные ученики предали Его. Я единственный был свидетелем их слабости, их позора. Между нами больше не было братской любви. Каждое моё появление было для них как напоминание о малодушии, и они возненавидели меня за свой страх и своё предательство. Я не виню их: они были просто людьми, а людям свойственно за свои ошибки винить кого угодно, но только не себя.
Какое-то время мы сидели молча: я глядел на него, а он, опустив веки, словно прислушивался к своим ощущениям.
– Но были ещё и деньги, печально знаменитые тридцать сребреников! – нарушил я молчание. – Или ты будешь отрицать, что взял эти деньги?
– Не буду! – встрепенулся он. – После смерти Христа я остался единственным свидетелем их позора, поэтому они предложили мне сделку.
– И ты согласился на…
– На вечный позор и страдания, – перебил он меня. – Согласился! Я слишком любил Учителя. Никто не должен был знать, что апостолы предали Учителя. Я не виню их. Это была минутная слабость, но она была! Это печальное событие могло бросить тень недоверия на Его ученье, а этого я допустить не мог. Иначе всё зря! Не для того Христос взошёл на Голгофу и принял мученическую смерть!
Он снова замолчал, потом вдруг вздрогнул, провёл ладонями по лицу, и, стараясь не показывать боль, которую причиняли воспоминания, продолжил исповедь:
– Гонец нашёл меня в Гефсиманском саду, на том же месте, где я последний раз видел Учителя.
Я стоял на коленях и молился. Слёзы текли по моему лицу, но я не замечал этого. Я чувствовал, что над Учителем нависла смертельная опасность, но не знал, как ему помочь.
Запрокинув к небу лицо, я молил Всевышнего дать хоть какой-нибудь знак, и в этот момент я увидел гонца. Он принёс кошель с серебром и молча протянул мне. Я не знаю, сколько там было монет, деньги не были мне нужны, я не развязывал кошель. Но то были не просто деньги, то был знак!