Последний месяц года - страница 35
— Что ты, друг! — возмутился Николай Бестужев. — Где солдатам понять такие тонкости патриотизма? Да они тебя скорее прикладом ударят, чем посочувствуют твоему благородному, но неуместному маскараду!
— Наверное, ты прав, это слишком романтично, — задумчиво сказал Рылеев. — Надо просто, без затей. Что ж, друзья, может быть, сегодня исполнятся наши мечты!
Он крепко обнял Николая Бестужева.
— К делу, друзья! — звонко воскликнул Александр Бестужев.
Они уже хотели идти, но в переднюю вбежала Наташа. С плачем схватила она за руку Николая Бестужева:
— Не уводите его! Я знаю, он на погибель идет!
В растерянности все замолчали. И казалось, откуда-то очень издалека прозвучал в этой тишине голос Рылеева:
— Я скоро вернусь, Наташенька! Верь мне, в намерениях моих нет ничего опасного… Я хочу добра людям, — и, решительно высвободившись из объятий жены, он выбежал на улицу.
Друзья догнали его.
На Сенатской площади собрался народ. В вечной скачке застыл над площадью бронзовый Петр. Дул ледяной ветер. Впервые за зиму подморозило — было градусов восемь.
В одиннадцатом часу утра на Сенатскую площадь пришел Московский полк. На зимнем ветру развевалось полковое знамя — награда за Бородино. Полк выстроился четырехугольным каре вокруг памятника Петру I.
Солдаты Московского полка были бодрые, возбужденные. В спешке они выступили без шинелей и теперь торопили начать действие — холодно. Ледяной ветер с Невы то и дело пролетал над площадью.
Александр Бестужев в парадном мундире стоял в середине каре и лихо точил саблю о гранит памятника. Под скупым зимним солнцем поблескивали пуговицы и аксельбанты его адъютантского мундира.
— Московский полк — сердце России, ура! — кричал он, и солдаты восторженно вторили ему:
— Ура-а!
Александр Бестужев смотрел на солдат влюбленными глазами: вот они, герои Бородина и Смоленска, отстоявшие отечество и со славой вступившие в Париж! Сегодня они вышли на новый бой — бой за свою свободу…
Вокруг восставшего полка шумела толпа. Народ заполнил Дворцовую и Сенатскую площади, — все пришли поглядеть на невиданное зрелище. Люди переходили с одной площади на другую, собирались большими группами, обсуждали происходящее.
К Московскому полку один за другим подходили члены тайного общества. Вскоре внутри каре собралось много людей, военных и штатских, в шинелях и шубах. Друзья обнимались, целовали друг друга.
— Святые минуты свободы… — негромко проговорил кто-то.
Рылеев метался среди собравшихся, и пелерина на его шубе взлетала, словно крылья огромной птицы.
К тому времени, как полк вышел на площадь, здание Сената было уже пусто: сенаторы присягнули Николаю I и разъехались по домам. Требовалось срочно менять план действий. Сейчас все зависело от находчивости и решительности диктатора Трубецкого. А его не было.
«Где Трубецкой? — в тревоге спрашивал себя Рылеев. — Неужели струсил? Не может быть! Он столько раз отличался на полях сражений…» И вдруг всплыли из глубины памяти чьи-то предостерегающие слова: «Недостаточно военной храбрости, надо иметь политическое мужество, а совместимо ли это в одном лице, именно в Трубецком?» Но Рылеев отогнал от себя эту мысль.
Нет, Трубецкой придет, непременно придет!
Каховский в лиловом фраке, без шинели переходил от колонны к колонне, подбадривая солдат.
— Да здравствует конституция! — громко восклицал он.
Солдаты вторили ему:
— Ура, Константин!
Люди дивились: чудной барин, вроде штатский, а за поясом заткнуты два пистолета и кинжал.
Каховский ожидал: сейчас появится царь, и он выполнит свой долг!
Однако вместо царя к каре подскакал генерал-губернатор Петербурга Милорадович. В мундире, с голубой лентой через плечо он сидел на лошади, гордо вскинув голову.
— Мальчишки, буяны, разбойники, мерзавцы, осрамившие русский мундир, военную честь, звание солдата! — остановив коня, закричал он, обращаясь к Московскому полку. — Вы пятно России! Вы преступники перед царем, перед отечеством, перед светом, перед богом! Что вы затеяли?! Падите к ногам императора и молите о прощении!
Солдаты слушали молча. Поняв, что слова его не оказывают должного действия, генерал-губернатор зло и грубо выругался.