Последний месяц года - страница 44
— Не постояльцы вы — защитники наши… — говорили крестьяне.
Ночь спустилась на селение Полог. Темная снежная зимняя ночь. Спали в избах солдаты. Настороженная тишина спеленала и убаюкала село.
В комнате Муравьева-Апостола пусто, пол заслежен. Оплывая, горела свеча в низком железном подсвечнике. Сергей Иванович сидел, набросив на плечи шинель, поеживаясь от холода, и глядел в разгоряченное, взволнованное лицо Михаила Павловича.
— Я пройду по земле, всегда одинокий, задумчивый, и никто меня не узнает… — негромко прочел он по-французски свои стихи. — Только в конце жизни блеснет над нею свет великий, и тогда люди увидят, что они потеряли…
Он глубже закутался в шинель.
— Ты что-то мрачен, Сережа? — ласково и заботливо Спросил Бестужев-Рюмин. — Почему? Погляди, как эти дни все хорошо было!
— Да, мой друг, я был счастлив, — тихо ответил Муравьев-Апостол. Но ведь ты сам знаешь: сегодня несколько офицеров тайком покинули нас. Крысы бегут с корабля… — Он не договорил.
— Не надо, — Бестужев-Рюмин взял его за руку. — Мы добро людям несем. Победит наша правда!
— Конечно, победит! Но увидим ли мы ее победу? — Муравьев-Апостол быстро поднялся. — Что это со мной? — дернув плечом, словно сбрасывая с себя что-то, сказал он. — Итак, завтра в поход! Ровно в четыре утра. Надо поспать хоть немного…
— Если возмущение не удастся, надобно укрыться в лесах, пробраться в Петербург и убить царя! — решительно проговорил Бестужев-Рюмин, и глаза его стали отчаянными и отважными.
Сергей Иванович крепко обнял друга. Чувство ответственности за него в который раз укололо совесть Муравьева-Апостола.
«Имел ли я право? Впрочем, что теперь об этом?.. Все позади!» — остановил он себя.
— Спокойной ночи, друг мой. Да пошлет нам судьба удачи!
— Спокойной ночи, Сережа…
Ровно в четыре утра Черниговский полк выступил из Полог и к одиннадцати вступил в деревню Ковалевку. Полк остановился на площади возле управительского дома.
— Час на роздых! — скомандовал Муравьев-Апостол.
Управитель радушно встретил солдат. Их развели по избам. Сергею Муравьеву-Апостолу управитель выдал под квитанцию хлеб и водку для нижних чинов. Офицеров же пригласил к себе на обед.
Сергей Иванович ел торопливо, и Бестужев-Рюмин, взглядывая на него, понимал, что тот озабочен. Впрочем, это было не мудрено, забот хватало.
Быстро покончив с едой, Сергей Иванович поднялся из-за стола и попросил Бестужева-Рюмина пройти с ним в соседнюю комнату.
Они остались вдвоем. Топилась печка, легкий, приятный жар исходил от белой кафельной стенки.
— Мишель, — сказал Сергей Иванович. — Дай мне портфель с бумагами, тот, что я у Гебеля отобрал. Надо пересмотреть бумаги. Как обернется наше дело, никто не знает, нельзя, чтобы лишние имена стали известны кому не следует…
Голос его был тверд, большие темно-серые глаза спокойно и ласково глядели на Бестужева-Рюмина. Михаил Павлович подал ему портфель.
Сергей Иванович длинными белыми пальцами быстро перебирал пачки бумаг и писем, передавал Бестужеву-Рюмину, который бросал их в огонь. Бумаги мгновенно сворачивались и вспыхивали рыжевато-синим огнем.
Почти все сжег Муравьев-Апостол. Только некоторые пощадил — письма от брата Матвея, от сестер, от отца. Каждое письмо вызывало в его памяти родные лица. Всплывали воспоминания. Мелькало детство, проведенное в Мадриде и Гамбурге, учение в парижской школе, припомнилось возвращение в Россию, когда, подъезжая к русской границе, Сергей и Матвей, увидев пограничника, выскочили из коляски и бросились его обнимать и мать, грустно глядя на сыновей, сказала:
— Я счастлива, что долгое пребывание за границей не охладило ваших чувств к родине! Но готовьтесь, дети, я должна сообщить вам ужасную вещь: вы увидите то, чего не знаете, в России вы найдете крестьян-рабов…
И не эти ли материнские слова привели его сюда, в село Ковалевку? Куда дальше поведут они его?..
— Пора! — решительно сказал Сергей Иванович. — Пора, друг мой!
Чугунная печная дверца тяжело захлопнулась, и в трубе загудело.
Три дороги лежали перед Черниговским полком. Дороги влево и вправо шли через деревни, третья проложена прямо через степь.